Жёстко и угрюмо | страница 43
– Адам! – позвал я. – Сколько ты весишь?
– Девяносто пять килограммов, – ответил Адам. – Зимой было сто. Летом надеюсь сбросить ещё пять – семь…
– Он сушится, – пояснил Семён. – Хочет перейти в другую весовую категорию. Фанатик. Живёт только спортом. Микс-файт, бои без правил.
– Счастливый человек, – сказал я. – Когда мне было двадцать, я тоже жил только спортом.
– Я сказал ему про тебя то же самое, – признался Семён. – Он расстроился, когда увидел тебя в аэропорту.
– Он думал, что я весь в мышцах?
Мы с Семёном опять посмеялись. Слава богу, подумал я, человек переключился на другую тему. Чего доброго, и вправду завтра умчит в Москву. За московскими бизнесменами есть такой грех. Уедет отдыхать – и вдруг срывается назад. В конторе проблемы! Груз застрял! Налоговый инспектор нагрянул!
Хорошо, что с бизнесом покончено, удовлетворённо подумал я и глубже вдохнул сыроватый голландский воздух, пахнущий морской солью, дамскими духами, ванилью, каннабисом, – и закинул голову, и внимательнее рассмотрел удивительное здешнее небо, прозрачно-серое, как бы шерстяное, украшенное в нескольких местах мигающими огнями самолётов, то ли убывающих, то ли прибывающих в местный неописуемо огромный аэропорт: пять часов летишь и ещё полчаса едешь, уже приземлившись, пока не доедешь и не нырнёшь в стоязыкую человеческую гущу с заметным преобладанием смуглых, узких арабских лиц – глаза-маслины, носы-чечевицы: Голландия переживала нашествие людей из Африки.
– Адам – наци, – сказал мне Семён вчера. – Тщательно скрывает. По субботам ходит биться с марроканцами куда-то на окраину. Только не говори Злате.
Злата – сестра Семёна – уехала из России в двадцать семь лет, в статусе кандидата экономических наук, имея в кармане четыреста долларов и твёрдое решение начать новую жизнь. Её тогдашний жених был уроженцем Чечни и не страдал охотой к перемене мест. Сквозь зубы согласился отпустить свою девушку. Приехал в гости: белый шарф, кашемировое пальто а-ля «Чикаго тридцатых годов»; хотел пожить, как настоящий шейх. Увы, в столице королевства Нидерландов кашемировое пальто никого не возбудило, и официанты при виде белого шарфа не бросались к дорогому гостю, не спешили провести к лучшему столику. Невероятно разочарованный чечен бродил вдоль каналов и мучился: кому бы дать по физиономии? Но никто не бросал косых взглядов, никто не провоцировал, не задевал чести и достоинства, повсюду цвели улыбки, каждый третий юноша был темнокожий, каждый пятый – гомосексуалист, и в конце концов бедолага чечен сам затеял уличную потасовку; ближайшей ночью Злата от греха подальше отправила бойфренда домой за свой счёт: сама жила на птичьих правах с учебной визой, не дававшей права на работу, – а уже работала, по ночам мыла полы в магазине; в зале вылета состоялось решающее объяснение, и чечен пропал с горизонта. Спустя время его сменил девятнадцатилетний голландец Адам, тоже не дурак подраться, и вообще – не дурак: уравновешенный малый, сразивший эмигрантку нордическим обаянием.