. Рядом с ними родители Иисуса могли увидеть еще священника Симеона, того самого, который пророчил во время церемонии очищения, и Иосифа Аримафейского, сенатора.
И маленький Иисус приводил в изумление всех этих людей. Он по-своему запутывал и распутывал сложнейшие теологические проблемы. В конце концов все сочли более благоразумным замолчать; Иисус никому не давал сказать слова, и они с разинутыми ртами слушали его разглагольствования.
Однако, несмотря на удивление, в которое эта сцена повергла Марию, она не могла забыть того, что ей пришлось испытать, и сердце ее излилось в горьких упреках:
— Что же это значит, проказник? Ты удрал от своих родителей, и, пока отец и мать, не зная, что и думать, ищут тебя по всему городу, ты сидишь себе здесь и философствуешь?! Живо марш домой, шалопай эдакий!
Иисус, который за словом в карман не лез, ответил с усмешкой, увертываясь от матери:
— Вот тебе на! А зачем вам было искать меня? Разве вы не знали, что мне должно заниматься делами, касающимися моего отца?>{7}
Иосиф же, который считал себя единственным законным папашей, не желал слушать подобные шутки. Он схватил мальчонку за ухо и вытащил из храма, после чего святое семейство в полном составе отправилось в Назарет.
Есть основания предполагать даже, что Иосиф, во избежание подобных проделок, сразу же положил конец дальнейшим штудиям мальчика и с той поры стал обучать его ремеслу. Он взял его к себе в мастерскую, и наш юный мыслитель сделался простым учеником плотника. Плотником он и оставался, пока мания поучать не овладела им вновь. В самом деле, когда сограждане Иисуса услыхали, как он учил в назаретской синагоге, они воскликнули (об этом сказано в евангелии): «Так ведь это же плотник, сын Марии?»
До тридцати лет Иисус жил спокойно, трудился в мастерской, орудуя пилой и рубанком, а когда Иосиф умер, он заступил его место.
Теперь нам предстоит взглянуть, как он со всей серьезностью принялся за то, что называл своей божественной миссией, которая в конечном счете сводилась к бродяжничеству и пустословию.
С того дня как Иисус, сидя среди учителей в Иерусалимском храме, начал часами тараторить без умолку, он стал достоин того, чтобы его называли Словом, — язык у него и впрямь был хорошо подвешен!
