Когда я вернулась в кровать, чувствуя себя опустошенной, книга по-прежнему ждала меня. Рядом валялся мой блокнот, заполненный переписанным мной дневником Кэт Триджинна. Я почти три часа рассматривала и изучала странное написание букв и еще более странное правописание, незнакомое строение фраз, пришедшее из другого века. Заполнила шесть страниц своего блокнота, хотя мой почерк ни в коей мере не такой четкий, какой был у этой юной вышивальщицы; в моих записях полно зачеркиваний, подчеркиваний, вопросительных знаков в тех местах, где я не смогла разобрать то или иное слово. Мои записи вряд ли будут представлять собой ценный артефакт сотни четыре лет спустя. Тем не менее, несмотря на всю временную разницу, я уже ощущала прочную связь с этой Кэтрин-Энн Триджинна, и не только по причине нашей общей любви к вышиванию. Я тоже выросла в Корнуолле и тоже, как она, мечтала оттуда сбежать.
Открыв новую страницу, я написала вверху ее имя, а потом изобразила извивающуюся виноградную лозу, обведя ею заглавные буквы: примитивный узор для вышивки «крестиком» для начинающих, такой, с которого любая юная вышивальщица могла бы начать обучение работе с иглой. Интересно, может быть, Кэтрин начинала именно с такой работы: вышила собственное имя на образчике одноцветной нитью, а потом украсила его листьями и цветами. Мои познания в области искусства вышивки во времена короля Якова подсказали мне, что маловероятно, чтобы девушка могла работать со сложными узорами, предпринимая лишь первые попытки в этом ремесле.
Если Кэт происходила из бедной семьи, даже такой, которая стремилась занять более высокое социальное положение, она, по всей вероятности, была ограничена в своей работе использованием самых дешевых материалов: дерюги, мешковины или грубой шерсти домашнего прядения, которую скорее всего ей самой приходилось красить с использованием растительных пигментов из собственного огорода либо соседней живой изгороди. Синий из вайды, красный из марены, желтый из луковой кожуры или ракитника… И конечно же, она не имела никакого доступа к прелестным и столь привлекательным моткам шелка, таким, какие я еще ребенком одержимо складывала в особую коробку, разложив по цветам. Эти нити так легко проскальзывали сквозь дырочки в канве, квадратные кусочки которой мы использовали на уроках рукоделия в школе.
Я закончила свой набросок и отставила от себя на вытянутой руке. И только сейчас заметила то, что было под самым носом: Кэтрин-Энн Триджинна; все начальные буквы — заглавные и образуют аббревиатуру КЭТ. Кэт. Я громко рассмеялась. Я уже думала, почему она звалась именно Кэт, а не Кейт или еще как-то; Кэт все-таки звучит гораздо более современно, это имя мало подходит для девушки семнадцатого века. И у меня внезапно возникло очень теплое чувство по отношению к этой давно умершей женщине, которая так легко и свободно вбросила в мир это живое и милое прозвище, к тому же говорящее
