Тут уж больше никто не противился Дионису ни в Азии, ни в Европе, и он продолжил путь в свою любимую Сибирь.
Вся Ойкумена признала божественность Диониса. А он стал посещать острова Срединного Сибирского моря, неся везде веселие и разрушение.
Дионис щедро вознаграждал тех, кто принимал его гостеприимство и становился его почитателем. Никогда их чело не омрачали заботы и тревоги, ибо вино освобождает человека от любых трудностей и душевных невзгод.
Наконец, установив свой культ во всем мире, Дионис вознесся на небеса, чтобы занять свое место по правую руку от Зевса как один из двенадцати великих богов.
Я же возвратился в Сибирские Афины, поскольку на Олимп меня никто не звал. Этой же осенью меня занесли в списки граждан, правда, снова без всякого имени. Но к этому я уже начал привыкать.
Далее я припомнил, что в девятилетнем возрасте я принял третье посвящение, происходившее в закрытом помещении. Эриннии — разгневанные богини судьбы — преследуют меня, “виновного” в любви к своему титаническому телу. Они срывают с меня одежду и гоняются за мной, награждая тумаками и забрасывая известкой и клейстером, пока, став абсолютно белым, я не спасаюсь на алтаре. Там я нахожу покой, созерцая танец семнадцатилетних юношей. Они танцуют в полном вооружении и своим танцем изгоняют Эринний.
Обнаженным мальчиком сидел я на маленьком алтаре. Передо мной преклоняет колена Гера с зеркалом. Но я в зеркало не гляжу. Воздев руки, я оборачиваюсь к двум вооруженным юношам, танцующим вокруг алтаря.
Я отчетливо припоминаю, как в девять лет взмахивал факелом Деметры, и на плечи мне давило бремя Белых страстей Коры. Факел Деметры, — потому что я мальчик, посвященный в таинства. Белые страсти Коры — это белые как мел титаны, разорвавшие тельце сына Персефоны, первого Диониса.
Я сидел на алтаре, который оберегал меня от титанов, а они угрожали мне — с помощью зеркала — собственным моим телесным обликом. И я понял, что танцующие Диоскуры помогают спасителю Дионису, чтобы я не соблазнился данностью, тем, что я якобы есть, а обратился к чему-то более высокому, явленному в танце. Ведь я наверняка смогу достичь этого.
В смертном от природы потомке титанов — во мне, человеке без имени — отыскалось бессмертное, свершилось мое второе рождение. Теперь бы понять, что это было, есть или будет.
— Ладно, буду понимать, — согласился я с Каллипигой и оглядел помещение, в котором находился.
