И вот на исходе третьего года осады ворота наконец открылись и глазам Теодориха предстала небольшая делегация, состоявшая из равеннского епископа, двух слуг и одного из приближённых Одоакра. Именно им было поручено вести переговоры об условиях сдачи города.
— Можете передать моему брату Одоакру, что я ничего так не желаю, как заключения долгожданного мира, а потому гарантирую жизнь ему самому и всем его доблестным воинам, — высоко вскинув голову и надменно блестя глазами, заявил Теодорих. — Чем скорее прекратится бессмысленная вражда между нами, тем быстрее мы раскроем друг другу объятия на дружеском пиру.
Обрадованный епископ поспешил вернуться в Равенну, передал эти слова Одоакру, и на следующий день, 5 марта 493 года, ниспровергатель последнего римского императора и его воины покорно вышли из города, неся мечи рукоятками вперёд в знак отказа от сопротивления.
Теодорих, сидя на лошади, радостно наблюдал за тем, как разоружают воинов Одоакра и как тот, исподлобья поглядывая на своего победителя, приближается к нему в сопровождении двух остготов.
Услышав, как его побеждённый противник судорожно пытается пробормотать фразы, приличествующие данному случаю, Теодорих великодушно поднял руку:
— Оставь это, брат мой, я не нуждаюсь в твоих заверениях. Я жду тебя как равный равного на своём пиру, который я дам через неделю в честь наступления долгожданного мира. Надеюсь, что ты не откажешься принять это приглашение, и за доброй чарой вина мы поговорим о том, как будем управлять этой чудесной страной, где даже зимой бывает теплее, чем у нас летом.
Ошеломлённый Одоакр не поверил своим ушам, а когда наконец решился ответить и поднял голову, Теодорих был уже далеко. Пока в лучшем дворце Равенны шли приготовления к пиру, который должен был ознаменовать окончание борьбы за власть над Италией, вождь остготов проводил непрерывные совещания, то и дело отправлял с поручениями гонцов, вообще был так оживлён и озабочен, словно и не являлся теперь властителем былой Западной Римской империи.
Настал день пира. Теодорих восседал в центре роскошно убранного зала, посадив по правую руку от себя Одоакра, а по левую начальника личной стражи. Приближённые Одоакра заняли отведённые им места, причём по обе стороны от каждого из них находились два остгота. Вначале оба германских вождя поклялись друг другу в вечной дружбе и выпили по полной чаше неразбавленного фалернского вина. Их клятвы были одобрены нестройным рёвом собравшихся, после чего началась вакханалия, мало чем отличавшаяся от традиционных римских пиров времён упадка империи. Теодорих зорко следил за тем, чтобы его гости не сдерживали себя, предаваясь возлияниям, милостиво улыбался и раздавал подарки. Одоакру он подарил любимую наложницу — стройную семнадцатилетнюю гречанку с красивым смуглым лицом, воплощением невинности благодаря постоянно потупленным глазам, полуприкрытым длинными ресницами.
