Дед глянул на меня внимательно и, словно спохватившись, спросил:
- Да ты кем будешь, командиром или бойцом?
Я ответил деду, что я лесник, живу за рекой.
- Значит, командир, - сказал он. - Парень, вижу, молодой да смышленый. Ну да в наше время такие уже армиями ворочали. Хоть ты и командир и обязан я тебе в подчинение идти, но вот какой у меня с тобой уговор. Боец я грамотный, дисциплину знаю, как в атаку идти, как наступать, послушаюсь без промедления, но одно скажу: не встревай ты промеж меня, если я в азарт войду. Ты не гляди, что стар, больно я горяч и лих. Уж если начну с врагом рубиться, ничего меня не остановит, буду драться до победного конца. Да что это мы сидим, - встрепенулся дед. Пора в поход.
Он хотел было встать, но силы его, должно быть, иссякли, он нырнул носом и погрузился в дрему.
Я вышел на другую улицу. Я не встретил ни одного бодрствующего человека. Несмотря на полдень, на жаркое солнце, люди спали. Спали в избах, в конторе, на скотном дворе. Спали трактористы, свинарки, спали доярки, конюхи, старики и дети, женщины и мужчины, даже собака и та спала, испуганно поскуливая во сне, наверное, ей снился какой-нибудь страшный сон.
Озабоченный увиденным, не понимая, что случилось, бросился я будить людей.
- Что же такое делается, люди добрые? - кричал я им. - Что же вы спите? День на дворе. Солнце светит. Или усталость вас сморила, или больны вы какой болезнью? Встаньте, проснитесь, откройте глаза! Так и жизнь проспать можно!
Я бегал по селу до тех пор, пока не заметил в стороне совхозного конюха Митрофана. Я подбежал к нему.
- Смотри, - кричал я Митрофану, - день на дворе, а село спит. Я бужу их, они не просыпаются. Помоги мне.
- Какое это село, - сказал Митрофан. - Разве не видишь, это кладбище.
Я посмотрел внимательно. И точно, передо мной было не село, а кладбище. Вместо изб и домов могилы, кресты, звездочки и надписи: "Вера Панкратова. Трагически погибла от рук бандита. Спи спокойно, дорогая доченька", "Корнева Пелагея Михайловна. Мир праху твоему", "Герой гражданской войны Остап Тимофеевич Зуев. 1870 - 1941 гг.".
А вот и могила деда Ивана. Она заросла травой. Крест слегка покосился. Видно было, что могилу никто не посещал.
"Вот и встретились мы с тобой, дед Иван! - сказал я. - Прости, что не пришел к тебе раньше. Ты не волнуйся. Все будет в порядке и с лесом, и с Сильвой. Где мне ее только искать?"
Дед мне ничего не ответил.
9
Солнце снижается, село на вершины деревьев. Небо чисто, ветер теплый. На открытом месте ветерок отгоняет комаров, и от этого на душе совсем благодать - не слышишь комариного писка над ухом, не шлепаешь себя ладонью по шее, не чешешь остервенело спину и искусанные голые ноги. Птицы за день напелись, устали и готовятся на покой. Деревья и травы устали - день был жаркий и прободрствовали они за день немало. Кому днем было слишком жарко, выползает, вылетает, выходит на свои тропы и дороги, но это не мешает тишине - ночные ходоки не шумливы. Для них тишина - добрая музыка, и они слушают ее затаясь. Впрочем, какая же тишина? Кричат в пруду оголтело лягушки, свистит в траве козодой, сверчат кузнечики. Дрозды за моей спиной никак не могут улечься, спорят и ворчат устало и недовольно. Покинули небо ласточки, небо опустело без них, но скоро загорятся звезды. Вечер мягок, вечер ласков, смена дня и ночи проходит без резких колебаний, почти незаметно, и эта мягкость приятна для тела: оно вроде бы живет днем и готовится к ночи. Листья березы лениво переговариваются между собой, каждый листок, пока есть ветер, торопится сообщить новость, заявить о своем существовании. Пролетела наискосок запоздалая ворона - где-то теперь ей придется ночевать? Усядется на первый попавшийся сук сосны, потопчется на месте, поглядит по привычке в темноту, нет ли поблизости опасности, нахохлится, замрет и так простоит до утра.
