Она даже махнула рукой, показывая своим подручным, что и они могут посмеяться. Хохот сотрясал стены подвала. Финн нахмурилась, стиснув зубы.
– Вот так воровка! А я еще думала, что ты представляешь для меня какую-то угрозу! – Коль промокнула слезы, проступившие в уголках ее глаз. – Думала, ты собираешься увести у меня часть дел и прочее.
– Просто отпусти меня, и твои тупоголовые прихвостни могут ржать хоть всю ночь.
Коль вскинула руку, и ее приспешники замолчали.
– Я так не думаю. Понимаешь, ты все еще должна мне за те книги. И придется тебе выплатить этот должок, работая на меня. – Она развела руки, будто предлагая Финн обнять ее. – Добро пожаловать в дружную семью Ла Фамилиа, mija.
У Финн сжался желудок. В последний раз, когда кто-то называл ее «доченька», все сложилось не очень-то хорошо. Когда ее родители погибли и Игнасио ее удочерил, Финн много лет проработала с ним в разных цирках по всему Касталлану. Он был обаятелен, и его шарм – гипнотический, ощутимый на телесном уровне – делал его талантливейшим конферансье. Игнасио обожал внимание, ему нравилось, как люди подаются ближе и слушают его слова, выполняют его указания. Пока ее приемный отец выступал на арене, Финн помогала в цирке, чем могла. Так она и выросла. Но они с Игнасио никогда не задерживались подолгу в одном месте. Как только Финн заводила друзей и начинала вписываться в разношерстную цирковую семью, Игнасио покидал это место. Только спустя много лет Финн поняла, что приемный отец увольнялся вовсе не потому, что не мог выносить рутину. Он увольнялся, поскольку ему не нравилось видеть, как она заводит друзей. Не нравилось видеть ее с кем-то, кроме него самого.
Игнасио была нестерпима мысль о том, что Финн может покинуть его, не спросив разрешения. Обычно она боялась выводить его из себя и не проявляла даже малой толики независимости. Но случались у нее и мгновения бунта, когда Финн отказывалась слушаться. Тогда Игнасио бил ее – и она выносила побои молча, ему назло, просто чтобы доказать ему, что она достаточно сильна, чтобы принять такое.
И вот, в один из таких дней она сбежала на несколько часов – бродячий цирк приехал в новый город, и ей хотелось осмотреть новое место. Когда она вернулась, Игнасио бросился к ней и влепил пощечину, от которой у нее даже шея заныла. Финн просто смотрела на него, вскинув подбородок и чувствуя, как болит щека и как поднимается и опадает от плохо сдерживаемой ярости грудь. И тогда Игнасио улыбнулся.
