Жатва Дракона | страница 18
XII
Одним из неписаных правил этого нетрадиционного шато было то, что до обеда все гости носили одежду для купания. Для мужчин это означало плавки, а для женщин два или три кусочка яркой и дорогой ткани. Это было хорошо для молодых людей, но в меньшей степени подходило для достопочтенного Уинстона Черчилля, который прятал свою сгорбленную и толстую фигуру в ярко-красном халате, а верхнюю часть головы, которую когда-то покрывала рыжая шевелюра, в свободную соломенную шляпу с широкими полями. В такой одежде он сидел на краю яркого сине-зеленого бассейна и вещал о мировой политике всем, кто слушал или делал вид, что слушает.
На протяжении многих лет он несколько раз входил в кабинет министров, но теперь в течение длительного времени не принимал участия в политической жизни, и в возрасте шестидесяти пяти лет он добродушно охарактеризовал себя, как политического неудачника. Он написал несколько книг по истории и биографию своего предка, герцога Мальборо. Он рисовал картины, а у себя дома в своем поместье сложил несколько кирпичных стен, которыми больше всего гордился. Его мать была американкой, что, возможно, объясняло его беззаботность и не соблюдение формальностей. Он был в течение многих лет ярым либералом, но потом решил, что они стали социалистическими. Когда двадцать лет назад в Париже Ланни Бэдд встретил его на мирной конференции, он с решимостью добивался свергнуть большевиков войсками союзников.
Теперь при прошествии времени взгляды государственного деятеля империалиста еще раз изменилась. Он увидел ещё большую угрозу в мире, чем коммунизм, и неустанно призывал своих соотечественников вооружаться и положить конец умиротворению Гитлера. Он даже был готов признать, что сплоховал, поддерживая завоевания Франко в Испании. И это, конечно, было приятно слышать Ланни Бэдду. Но Ланни не смел показывать такие чувства. В этой компании он сохранил свою позу обитателя башни из слоновой кости, любителя искусства, сына богача, плейбоя. Никакой политики, будь то красной, розовой, белой, черной или коричневой.
В этой своей обязательной роли он не представлял особого интереса для бывшего канцлера казначейства. Но проявил себя хорошим слушателем, и как таковой был оценен в этой компании непосед. За обед редко садилось меньше тридцати человек, но часто в два раза больше собиралось вокруг бассейна. Когда Черчилль осудил нацизм, хозяйка оторвала свой взгляд от нард, или, возможно, от интеллектуальной карточной игры и воскликнула: "Уинстон, ты социальная угроза" Гость миролюбиво отвечал: "Не волнуйся, дорогая Максин, здесь нет ни одного человека, который понимает, о чем я говорю".
