В безике выигрывали не по взяткам, а по очкам. Сэр Оливер знал правила игры, но, по всей вероятности, плохо разбирался в ее тонкостях. Если он не будет за версту обходить карточные столы, то, вне всякого сомнения, очень скоро угодит в долговую тюрьму, и что тогда станется с его сестрой?
Прибегая к различным ухищрениям, Брайту удалось довести счет Апкотта до тысячи очков.
— Вы выиграли, сэр Оливер. Может быть, поднимем ставки? Двадцать гиней на круг?
Брайту легко удалось уговорить молодого человека поднять ставки, но гораздо труднее было проигрывать. Его Проклятая удача по-прежнему сопутствовала ему. Как, к примеру, скрыть, что у него на руках четыре туза? Какое счастье, что у этого молокососа нет чувства игры.
К трем часам утра, после изнурительной игры Брайту наконец удалось передать сэру Оливеру Апкотту две сотни гиней выигрыша.
Еще полчаса Брайт накачивал Апкотта вином, после чего тот попытался вернуться к столу для игры в ландскнехт, но Брайт твердо взял его за плечи и вывел на морозный декабрьский воздух.
— Послушайте, — слабо отбивался Апкотт, — еще очень рано.
— Наоборот, уже очень поздно, и ваша сестра, должно быть, беспокоится.
Молодой человек опять нахмурился:
— Что у вас с моей сестрой?
— Ничего. Абсолютно ничего.
— Мне так не кажется, — мрачно заметил сэр Оливер. — Она ведет себя, как последняя дура.
«Просто она водит тебя за нос», — решил про себя Брайт.
Он взял под руку шатающегося молодого человека и послал подвернувшегося мальчишку ловить экипаж.
— Ты заинтересован в этом типе? — тихо спросил ожидавший его Эндовер, человек покладистого характера.
— Очень мало. Снабдив его деньгами, я хотел бы, чтобы он благополучно добрался до дома. На этом наше знакомство и закончится.
Эндовер удивленно поднял брови, но не стал возражать — Брайту виднее.
Подъехал одноконный экипаж, и они, затащив в него счастливого баронета, сели рядом с ним. Оливер тяжело опустился на сиденье и запел.
Экипаж тронулся, и Эндовер тихо осведомился, в чем же, собственно, дело?
— Просто во мне заговорило благородство.
— Неужели? — скептически заметил Эндовер. — тебя ненадолго хватит, если будешь помогать всем проигравшимся.
— Уж если речь зашла о моей выносливости, давай-ка отправимся к «Мирабель» после того, как доставим домой этого молокососа.
— После такой-то ночи? Я совершенно без сил, мой дорогой.
— А где твоя выносливость? Ты позоришь свое звание.
— Ты прав, мон ами.
Они продолжали беседовать под бессвязное пение Оливера, пока экипаж наконец не остановился.
