— Чего грустишь? — спросил Гиль.
— Все нормально.
— Не думай о плохом. Все нормально будет.
— Надеюсь, — ответила я. Из кухни вышла Мурта. Она морщилась при ходьбе. С трудом передвигалась, но собирала пустые тарелки. Видимо Грукт заставил ее подняться, потому что сам не справлялся.
— Гиль, я могу ей помочь? — спросила я.
— Помоги, — разрешил он.
Я быстро поднялась. Начала помогать собирать тарелки. Мурта слабо улыбнулась. Грукт таскал воду с колодца, поэтому на кухни я его не застала. Надо было помочь помыть посуду, почистить овощи. Руки уже не болели. Теперь понятно почему мазь была такой дорогой и так ценилась.
— Почему ты помогаешь? — спросила Мурта.
— Тебе тяжело, — ответила я. — У тебя ребенок недавно родился.
— Ты зря согласилась с ними пойти.
— Я испугалась Грукта. Поэтому и согласилась. Может там лучше будет, чем здесь.
— Плохие слухи о них ходят. Очень плохие. Мягко стелят, только спасть всегда жестко, — ответила она.
— Может быть. Только уже ничего не изменить.
— А сложно что-то изменить. Я попыталась, а в итоге получилось, что теперь сын есть.
— Думала, что с собой заберет?
— Обещал, — ответила Мурта. — Грукту ведь ничего не скажешь. Он бы меня убил. А сейчас поворчит, и ничего. Привыкнет.
— Тяжело тебе придется.
— Ничего. Не в первый раз, — ответила Мурта. — Брат сказал, что найдет кого-нибудь в помощь. В деревне пацан осиротел. Его возьмем в помощники.
В этот момент заплакал малыш. Мурта подошла к нему. Я же продолжала чистить овощи, когда на пороге появился Грукт с ведрами. Проворчал чего-то, но ругаться не стал. Так и продолжился последний день на постоялом дворе.
Мы выехали рано утром. Дугарны резво тянули сани, на которых сидели торговцы. Я сидела рядом с Гилем на тюках. Он чего-то напевал себе под нос. Я же смотрела как восходящее солнце освещает деревню, от которой караван увозил меня все дальше и дальше.
— Грустишь? — спросил он.
— Не знаю. Везешь куда-то меня в неизвестность. Я не знаю местного языка, не знаю обычаев. Мурта говорит, что вы живете под землей, а гнамы...
— Гномы. Наш народ так зовется.
— Наверное, из-за акцента она так назвала.
— Скорее всего.
— Так вот, она говорит, что вы женщин под землей держите.
— У нас города в горах. Так что мы сами живем, можно сказать, под землей. Я тебе говорил, что никто никого неволить не собирается. Насильно у нас никто никого замуж не заставляет выходить.
— Но вы ведь за этим женщин выкупаете?
