Океан седою пеной изошел, стеня, — «о горе!».
Мекка ты моя, Медина, дорогая, где же ты?
Не успел, не разглядел я, что с цветком лицом ты схожа.
Я сказал: «Ах, не увидеть мне уж той, что всех дороже!»
Вся в слезах — «Фраги! — стонала. — Помоги, Фраги!»
И все же
Ты взята была землею, здесь твое пустует ложе.
Мекка ты моя, Медина, дорогая, где же ты?
Плачет, бьется куропатка, — птенчиков ее не стало!
Век в тоске по алой розе соловью рыдать пристало.
Загрустит в разлуке с ланью сердце белого марала.
Ах, тебя судьба-злодейка — потеряла стыд — украла,
Мекка ты моя, Медина, дорогая, где же ты?
Если подданных не будет, для чего же царство шаху?
Брось в огонь могучий тополь, чем он станет?—
Горсткой праха.
У разрушенного улья пчелы мечутся со страха.
Станет падалью козленок, если в пропасть прыгнет с маху…
Мекка ты моя, Медина, дорогая, где же ты?
За стада чабан в ответе, так считается повсюду,
Чуть заснет он, разбегутся по ущельям все верблюды.
Загрызет их волчья стая, лишь костей оставит груду.
Ах, на голову свалилась мне беда! Как жить я буду?
Мекка ты моя, Медина, дорогая, где же ты?
В горе ввергнуты народы, в мире счастья не найду я.
Вёсны в зимы превратились, стужа в дом вошла, лютуя,
Изошли дождями тучи, плещут вспененные струи,
Воя, вскачь, пошли потоки, — море так шумит, бушуя…
Мекка ты моя, Медина, дорогая, где же ты?
Ах, цветы мои поблекли: в сад вхожу и вижу это.
Соловьев моих не стало: плачет роза, — нет ответа.
Вздулись реки в половодье, разлились они по свету,
И луна моя и солнце в траур сызнова одеты…
Мекка ты моя, Медина, дорогая, где же ты?
Выронил клинок разящий из руки джигит удалый,
Зря рукою замахнулся — не джигит он без кинжала.
Никнет тополь, вихрем горя всю листву с него сорвало.
Плачут братья, плачут сестры, все от велика до мала…
Мекка ты моя, Медина, дорогая, где же ты?
Я «Фраги» назвался ныне, разлучен с моей Каабой.
Дом, родня забыты, вспомню ль образ матери хотя бы?
Вор добро разграбил, я же был тому помехой слабой…
Мекка ты моя, Медина, дорогая, где же ты?
