Ульянцева все время бросали с одного горячего участка на другой, он не раз смотрел смерти в глаза и не страшился ее. Да, но он всегда находился по эту сторону фронта, а теперь ему предстояло ехать по ту сторону, в зафронтовую полосу, во вражеский тыл. Конечно, опыта конспиративной работы в подполье ему не занимать, кронштадтского опыта хватит на всю жизнь, но одно дело Кронштадт, где он чувствовал себя как рыба в воде и где, в сущности, тоже были две стороны фронта: по одну — матросы, по другую — командный состав, и другое дело Баку, этот загадочный кавказский город, о котором ему рассказывали кое-что бежавшие в Астрахань бакинцы. Они рассказывали о сложных противоречиях политических партий и группировок, о дикой межнациональной розни, о том, сколько крови бакинцев пролили турки, германцы и англичане. В этих невероятно тяжелых условиях» говорили они, работа бакинских комиссаров была героическим подвигом.
И Киров говорил ему об этом. Он привел образное выражение некоего английского журналиста: «Если нефть — королева» то Баку ее трон" — и сказал, что путь англичан к этому "трону" залит кровью и усеян костьми. Нефть в Баку перемешана с кровью…
"Что я смогу там, не зная ни языка, ни местных обычаев и условий? — заколебался Ульянцев. — Еще не поздно вернуться, сказать, что не слажу…"
"А как же Володя?" — подумал он вдруг.
Несколько дней назад у командующего флотилией Сергея Сакса собрались "на огонек" астраханские балтийцы. Вспоминали Балтику, Кронштадт, общих друзей. Вспомнили и о Володе, друге Ульянцева по "электроминке" Владимире Федоровиче Полухине. Полухин был организатором и руководителем нашумевшего "макаронного бунта" на линкоре "Гангут" в октябре пятнадцатого года. Бунт подавили. Арестовали около сотни матросов. Часть из них предстали перед судом. Полухина выслали в Архангельск в дисциплинарный батальон…
Сакс рассказывал, что в прошлом году, будучи народным комиссаром по морским долам, командировал Полухина в Баку навести революционный порядок в Центрокаспии. Полухин прислал Саксу из Баку одно-единственное письмо, оно случайно сохранилось у него, он прочел его, и строки письма запали в цепкую память Ульянцева: "…Положение в Центрокаспии отчаянное… приняли чуть ли не в штыки. Действую самостоятельно, с полной личной ответственностью… Встретил сильную оппозицию… не остановлюсь ни перед чем, вплоть до применения силы… Деньги англичан действуют вовсю… В день моего приезда было общее собрание команд флотилии, выступал сам, и была проведена резолюция против приглашения англичан… В воздухе пахнет порохом… Тороплюсь занять какой-нибудь корабль. Засим до свидания…"
