Зазвонил телефон.
— Да, да, непременно, Нариман Наджафович, непременно. — Киров положил трубку и с улыбкой обратился к бакинцам. — Ну что, устали? Нет? Какие у вас планы на сегодня?
— Планов особых нет. Братва лодку готовит. Пойдем помогать. Пора домой собираться.
— С этим повремените. Повезете нескольких товарищей.
— Сергей Миронович, некуда брать пассажиров. Нас восемь человек. Ребятам с саринской школы авиации я честное слово дал вернуть их обратно на Сару.
— Вы же говорите, что саринские гидросамолеты стоят на приколе. Пусть поработают у нас в авиаотряде. Мы обмундируем их, возьмем на довольствие, скудное правда. А при первой же возможности отправим на Сару. Согласны?
— Не знаю. С ребятами поговорить надо.
— Поговорим. А сейчас вас хочет видеть ваш земляк, товарищ Нариман Нариманов. Знаете такого?
— Как не знать! — ответил Сарайкин. — Комиссаром был…
— Светлая голова! — тепло сказал Киров. — Повидайтесь с ним обязательно!
По пути к Нариманову Кожемяко и Сарайкин свернули на берег Кутума. Кузьма и ребята возились на лодке, готовя ее к новому рейсу: кое-где конопатили, подшивали паруса, подтягивали шейны. Кузьме удалось раздобыть два якоря, теперь он привязывал к ним канаты.
Узнав, что Кожемяко и Сарайкин идут к Нариманову, Сергей попросил взять и его.
— Он же меня знает! Лично знает! — горячо убеждал он.
— Ну, если лично, то пойдем, — согласился Кожемяко.
Нариманов принял бакинцев у себя дома, в скромно обставленной уютной столовой.
Уютом веяло и от самого Нариманова, от его чуть полноватой, в парусиновом костюме фигуры, высокого покатого лба, небольших пышных усов, внимательного и доброго взгляда темных, как черносливы, Глаз (долголетняя врачебная практика выработала в нем привычку внимательно и сочувственно смотреть на людей, умение терпеливо выслушивать их).
У Нариманова находился доктор Мовсум Исрафилбеков (Кадырли), молодой, очень подвижный человек. Его правая изогнутая бровь все время вздергивалась, словно он только что услышал удивительную новость. К Нариманову он относился с почтительностью младшего, называл его не иначе как „Нариман-бек“.
Приветливая хозяйка дома Гюльсум-ханум, виновато улыбаясь, словно прося извинения за скромность угощения, подала чай с сахарином и какими-то черными лепешками.
Нариманов и Исрафилбеков были рады встрече с земляками. Почти год оторванные от родины, они хотели знать о ней все и жадно расспрашивали бакинцев. Сергей не участвовал в разговоре старших, но беспокойно ерзал на стуле, ел глазами Нариманова и Исрафилбекова. Неужели они не узнают его? Конечно, за год он подрос, возмужал. Особенно после этого рейса. Ну, допустим, Исрафилбеков видел его мельком. Но Нариманов-то должен помнить!..
