— Ну-ка, отдерите днища.
Третий ящик оказался с двойным дном. В нем лежало что-то завернутое в газету. Дубянский развернул газету и увидел… печать и белые карточки партийных билетов!
Утром Дубянский вызвал Осипова на допрос. Он был уверен, что в его руки попала крупная дичь, и решил лично заняться его делом.
— Ну-с, Осипов, ты понимаешь, что у тебя только один шанс спасти свою жизнь: откровенное признание!
— В чем признаваться-то?
— Назови имена всех членов большевистской организации, где, когда собираются, что замышляют.
— Не знаю я никого…
— Не знаешь. А это как попало к тебе? — потряс он партбилетами.
— Приятель дал на сохранение. Сказал, заберет через пару дней. Потом исчез. Говорят, бежал в Астрахань.
— Сидамонов? Или Ломакин?
— Арустамов Гриша, пулеметчик.
— Ты знал, что он большевик?
— А кто его знает? Сейчас кого ни копни — или большевик или сочувствующий.
— А ты большевик или сочувствующий?
— Эсер я. Эсеров, пожалуйста, всех перечислю: Сухорукин…
— Меня интересуют большевики! — перебил Дубянский. — Почему же ты согласился хранить большевистские билеты?
— И ведать не ведал, что в свертке. Сунул в ящик, да и забыл о нем.
— Но ведь Арустамов сказал тебе.
— Ничего не сказал…
— А разве ты не разворачивал свертка?
— На что мне было?.. Сунул в ящик и забыл.
— А почему в потайной?
— Надежнее… Чужое все-таки…
— Стало быть, знал, — заключил Дубянский.
— Да не знал, ей же богу, не знал!
— Глупо запираться, Осипов. Ступай в камеру, подумай, вспомни.
Несколько дней кряду Дубянский вызывал Осипова на допрос, выматывал и запутывал его вопросами, рассчитывая, что тот даст ему хоть какую-то зацепочку. Но Осипов упорно стоял на своем, божился и клялся: „Никого не знаю… приятель дал на сохранение…“
— Ну, как хочешь. Передам дело в трибунал, — пригрозил Дубянский, — и тебя расстреляют за хранение большевистских билетов.
— Воля ваша, — упавшим голосом ответил Осипов. — А только не знал я, что в свертке…
Опытный следователь, Дубянский понимал, что Осипов случайно влип в историю, хоть и общается с большевиками, к их организации не причастен. Но трибуналу достаточно и найденного при обыске, чтобы вынести смертный приговор. Ну, расстреляют Осипова, что это даст Дубянскому? А не лучше ли, думал он, использовать Осипова в своих далеко идущих планах? Если сохранить ему жизнь, приблизить к себе… И Дубянский переменил тон:
— Мне искренне жаль тебя, Осипов. Видишь, как подвела тебя твоя доверчивость?.. Не знаю, как и быть. Я обязан доложить о тебе полковнику Ильяшевичу. Если б я был главой краевой управы… А он, сам знаешь, нрав у него крутой. Ну да ладно, подумаю, чем тебе помочь.
