Дед Мелхиседек. Пускай малость пожжет. (Достает из-за пазухи сухарь.) Немало по свету походил — скрозь водка горькая. А пьют! В моем деле магарыч — первая вещь. Приходишь — выселок в степи. Солнце печет, а воды — ни черта. "Дед Мелхиседек, пособите". — "Добре, а чем отблагодарите"? — "Да чем скажете". — "Ну, ладно". И пошел. Хожу день, хожу два. А сам, как на ладони, землю и подземлю вижу. И все хожу и все к земле — будто прислушиваюсь. Горшочки с паучками ставлю. Землю на вкус пробую. Лягушат на траву пускаю. У меня чары великие на воду. А потом и людей кличу. Вот тут, говорю, копайте. А сам стою, гляжу. Лопату и в руки не беру — не годится. А вода будто ждала — брызнула из-под земли! Крепко вода меня любит. А я — водку! (Закусывает сухарем.)
Василина. Вы бы, дед, зашли как-нибудь, я бы вам голову помыла, ноги в горячен воде попарила.
Дед Мелхиседек. Что я — писарь, чтоб ноги мыть?
Омелько. Если не писарь, то сват, дедушка Мелхиседек.
Дед Мелхиседек. Ах ты нечистая сила! Да никакой я не сват. Просто шел дорогой, глядь — бежит куница. Я ей — мань-мань-мань, а она к вам во двор. Не случалось тебе, Василина, видеть куницы — золотой волос, а хвост черный?
Василина. Какой там золотой волос! Вот светится серебряный из-под чепца. Ищите куницу помоложе, дед, эта уже уходилась…
Дед Мелхиседек. Мы — охотники, этим кормимся. Коли куница во дворе — отдайте, коли нема — пойдем к другим людям.
Василина. Идите.
Омелько. Гарбуза нам подносишь?
Дед Мелхиседек. Может, молодого ждешь? Молодой казак — что шпак, а старый крепче любит.
Василина. Обождем, Омелько.
Омелько. Чего же ждать? Хату поставили, все устроили, завтра колхозу семь годов, самое время свадьбу играть. Поселимся на краю села, сколько людей зайдет — тот воды испить, тот душу излить, тот отдохнуть, поспать, а тот — хозяевам хвалу воздать.
Василина. Сын мой вернулся, Грицько.
Дед Мелхиседек. Вот и ладно. Нехай сын мать и замуж выдает.
Омелько. Семь годов не было?
Василина. Семь.
Омелько. За семь лет заработал себе свободу. Может, и в колхоз попросится?
Дед Мелхиседек. Этот упорный. Запряги двоих таких в плуг — и понукать не треба.
Василина. Говорит, приехал на три дня. А сердце материнское не из железа ковано.
Омелько. Оно известно. Не ковано. Лишь бы он человеком был.
Дед Мелхиседек. Эх, собачья наша жизнь! Надеялся чарку выпить на вашей свадьбе.
Омелько. Простите, дедушка.
Дед Мелхиседек. Не прощу! Я неукротимый. Меня не замай! Шкура у меня еще крепостницкая — мята-перемята. Сватайтесь, приказываю!
