Заря над степью | страница 3



Действие этого многопланового романа охватывает период с конца XIX века и до сороковых годов нашего столетня, оно выходит за пределы дореволюционной Монголии и переносится то в Тибет, то в Китай, то в Россию.

В центре романа жизнь арата Ширчина, прошедшего долгий и трудный путь от сироты батрака до лучшего скотовода страны. По признанию автора, основой для этого образа послужила биография одного из передовых скотоводов Монголии. Через судьбу Ширчина высвечена историческая вертикаль в жизни народа Монголии. Из множества людей, характеров, судеб, как из огромного пространства, которое открывается с высоты полета, писательский объектив выделяет самое яркое, характерное, знаменательное. Перед читателем проходит множество образов героев: одни — как Ширчин, его жена Цэрэн, старик Батбаяр и его сын Насанбат — становятся главными, другие с развитием действия остаются где-то в пути, сыграв свою роль. Но так же, как это бывает на сцене, когда в эпизодической ролл оказывается талантливый исполнитель, образы и эпизоды, оставшиеся на заднем плане, не забываются. Необходимо обратить внимание читателя на присутствие в романе Б. Ринчена известной доли психологизма — черта, новая для монгольской прозы. В книге чередой проходят народные типы. Реальные и вымышленные герои из среды светских и духовных феодалов — ревнителей желтой (ламаистской) религии. Многоликость последних писатель обнажил до предела. Он безжалостно развенчивает тех, без кого простой арат не смел в своей жизни сделать ни шагу, без чьего благословения не мог решить ни одного дела, став жертвой слепого суеверия, религиозных предрассудков. Иногда кажется, что отдельные страницы написаны с предельной натуралистичностью, слишком жестоки кровавые сцены… А может быть, это картины из жизни без прикрас, желание показать, что пришлось вынести многострадальному монгольскому народу при феодализме.

Простая аратка Тансаг, следуя давно заведенному правилу, отдает своего старшего сына Чоймбола в учение к ламе — в монастырь. Издевательства ламы-«учителя» и полнейшая безысходность вынуждают мальчика к побегу. Помните, как сжималось наше сердце от жалости к чеховскому Ваньке Жукову, просившему дедушку сделать божескую милость — увезти его, потому что «нету никакой возможности, просто смерть одна…»? Чоймбол в отличие от Ваньки не может излить свое горе в письме к матери, но мера его мучений переполнена, и это заставляет его пересилить страх. Ничего не может быть страшнее новых побоев, жутких истязаний, которые ждут мальчика за новый, третий побег — страшнее этого только смерть. Смерть настигает его в безлюдной степи. Волки растерзали несчастного мальчика. Страшно прозрение Тансаг, прощающейся с останками сына. Писатель до предела доводит драматизм этой сцены.