Из уважения к хозяйке гость выпил пиалу чаю. К еде он почти не притронулся, хотя и делал вид, что ест.
Старик явно хитрил: он долго жевал и старательно разглаживал усы, избегая взгляда хозяйки. Наконец он хмуро посмотрел на открытую дверь и проговорил:
— К нашему общему несчастью, торговая фирма «Тянь И-дэ» предъявила хошуну[23] иск за старые долги тайджи Джамсаранджаба и потребовала уплаты процентов по его новым долгам. Ты, дочка, сходи-ка позови старика Батбаяра и старуху Сурэн.
Обеспокоенная этим сообщением, Дэрэн вышла, спеша исполнить просьбу дзанги.
В степи люди узнают новости от путников и вести передаются из уст в уста, от чабана к чабану, из айла в айл. Поэтому Батбаяр и старая Сурэн оказались неподалеку: им поскорее хотелось узнать, с какими вестями прибыл гость.
Батбаяр почтительно поздоровался с дзанги, по обычаю обменялся с ним табаком. Он неторопливо повел беседу о погоде, о состоянии скота, но старик-дзанги скоро повернул разговор в нужное ему русло. Как бы невзначай он намекнул на то, что привело его сюда, а потом без обиняков перешел к делу.
— Слыхали, наш пьяница Джамсаранджаб снова по уши залез в долги. Говорят, он пропил и проиграл ни много ни мало тысячу пятьсот ланов.
Батбаяр тяжело вздохнул.
— И когда только дьявол унесет этого развратника и пьяницу? Когда наконец он оставит нас в покое? Сколько бед и несчастий причиняет этот Джамсаранджаб хошуну и всем нам! От одного только вида его глупой и жирной морды тошнит. Весной встретился я как-то с ним в одной лавке в Маймачене[24] — глаза мутные, как у мороженой рыбы. Еще тогда мне подумалось: за все его развлечения придется расплачиваться не кому-нибудь, а нам. Он сидел, развалившись, рядом с какой-то пьяной девицей из Маймачена и выбирал для нее шелк. Когда я поклонился ему, он заорал во всю глотку: «А, старый хитрый раб! Ты осмеливаешься нарушать обычай наших отцов! Разве тебе неизвестно, кто я такой? Поклонись мне еще раз, поклонись и этой девушке! Да хорошенько кланяйся, она спит со мной, и потому она равна нам, князьям, которые происходят от самих богов». Когда я согнулся перед его девкой, он напустился на меня еще пуще: «Паршивый раб! Как ты смотришь на меня? Думаешь, если я пьян, так уж ничего не замечаю? Не признаешь меня, да? Но ты не забывай, что и презренный коршун — потомок Гаруди, царя птиц. Каков бы я ни был, я потомок Чингиса. И я научу вас, рабов, уважать знатных людей! Эй, конторщик, — заорал он, — запиши в книгу, я беру для этой девушки штуку шелка! Нет, две штуки! Пиши, пиши в свою книгу! Пока существуют на свете рабы, есть кому платить деньги за нас».
