Катя сыпала непонятными терминами и Назар заскучал. Когда Катя засобиралась, он вздохнул облегчённо и уговаривать остаться не стал. Из головы не выходила фраза: «Если я остаюсь, то остаюсь навсегда». Назар представил, что Катя поселилась у него, каждый день часами медитирует в вечерних туалетах, и ему стало смешно.
Катя поехала не домой, а к своему тренеру и учителю по личностному росту и женской привлекательности, Ларисе Владимировне.
— Ну что, Катерина, как всё прошло? Выполнила инструкции?
— Да, и платье красное надела, и шпильки, и медитировала полтора часа, и на ночь не осталась.
— Молодец! Красный цвет и туфли на шпильках на мужчин действуют сногсшибательно. И загадку в женщинах они любят. Он понял, что ты не дурочка какая-нибудь, а красивая и умная женщина, владеющая тайными знаниями, не такая как все.
— Да, Назар был явно изумлён и не знал как себя вести, я это заметила. Правда трудно было сидеть полтора часа, я про себя песни Лазарева напевала, еле дождалась, когда время пройдёт.
— Умница. Теперь пусть предлжение делает. Сама ему не звони.
Звонка Назара Катя так и не дождалась. Лариса Владимировна объяснила, что это к лучшему, значит жениться он не намерен и нечего на такой объект время тратить. Это был уже третий объект за восемь месяцев. — Бракованные какие-то мужики пошли, — думала Катя, — Ну ничего, будем искать!
Профессиональная деформация
С психологом Артёмом мне было очень интересно общаться. Приятно, когда каждый твой жест, каждый взгляд воспринимают внимательно и вдумчиво. Всё это исследуется, изучается, выводится на сознательный уровень и потом ты узнаешь о себе то, о чём даже не догадывалась. Это приятно и занимательно на первых порах, но когда подобные исследования занимают всё время и его не остается для самих отношений, это перестаёт быть забавным. Мало того, Артём обожал различные психологические эксперименты. Он произносил специально сконструированные фразы и с удовольствием наблюдал за моей реакцией, разве что не записывал результат наблюдений в дневник. Артём чрезвычайно оживленно реагировал на моё плохое настроение, разу ставил диагноз — невроз и принимался доискиваться до глубинных причин. Но такое случалось со мной крайне редко, благодаря врожденному оптимизму. Артём долго размышлял над этим феноменом и наконец, назвал мой оптимизм патологическим, необоснованным, дутым, маскирующим депрессию. Ему почему-то очень хотелось, чтобы у меня была депрессия. Надо сказать, что для её появления Артём делал всё: неожиданно переставал звонить, делал вид, что заинтересовался другой женщиной, исчезал, появлялся и наконец предложил свою любовь в её физическом проявлении. Он разделся, лёг рядом и сказал:
