Снеговик смотрел на людей, вешающих провода на ветки сирени и тихо радовался — «Хоть какое-то развлечение в жизни».
— Э, бедняга, да ты совсем загрустил, — раздался голос одного из них. — Ну, ничего, сейчас мы это исправим.
Папа с дядей Петей зашли в дом, принеся с собой свежесть морозного воздуха.
— Маруся, — позвал папа. — Раз мы не можем Снеговика пригласить к нам на праздник, давай пойдём к нему сами, поздравим его.
— А подарки? — растерянно спросила девочка. — Я же ничего не приготовила ему.
— Я уже всё придумал, — весело подмигнул папа. И снова громко скомандовал:
— Одеваются все!
Шумная компания весело вывалилась во двор. На ветках сирени неожиданно зажглись яркие разноцветные огоньки. Папа Маруси быстренько снял с головы Снеговика ведро и надел ему свою рыжую пушистую шапку. Яркий мандарин приладил он вместо носа, дочкин оранжевый шарфик обернул вокруг шеи снежного красавчика. Теперь казалось, что Снеговик приветствует собравшихся радостной улыбкой.
— Вот это подарки! — ахнула маленькая Маруся и захлопала в ладоши.
Дети и взрослые, взявшись за руки, завели вокруг Снеговика хоровод. После — пели весёлые песенки, даже несколько новогодних стихотворений ему рассказали. Потом отправились в дом — греться, пить чай, укладываться спать. На прощание долго махали Снеговику с высокого крылечка.
Этой волшебной ночью Снеговик понял, что такое счастье, научился улыбаться и поверил, что в Новогоднюю Ночь случаются настоящие чудеса. «Теперь мне и весна не страшна» — подумал Снеговик, глядя в рассветное небо первого дня нового года.
День, заштопанный заведомо невыполнимыми планами, стремительно разошёлся по швам, обнажая багряное нутро горизонта. Солнце рухнуло в мягкие тучи, чтобы не отлежать бока на стыке времён, а тонкий месяц устроился на соседней крыше. Звёзды тоже куда-то запропастились, спасаясь от роя снежных пчёл. Позёмка с ветром на хвосте бросилась в город, и деревья поседели от страха, ощущая корнями её приближение. Затянуло, закрасило серебрянкой окна: действительность сплелась с морозными узорами, искажённая до неузнаваемости. И началось: заскрипели в домах половицы, завозились на антресолях незримые жители, загомонили на своём языке, а в мою квартиру по-хозяйски заглянула тьма.
Пространство смазалось. Из коридора в комнату потянулись озябшие тени. Осмелели под вечер. Но я, мстительно ухмыльнувшись, захлопнул дверь у них перед носом, а потом, преодолев притяжение дивана, оставил позади четыре лестничных пролёта и устремился на свет фонарей. Две отложенные встречи были попутно выброшены в мусорное ведро вместе с просроченным календарём. Мрак за моей спиной довольно заурчал, но следом сунуться не решился. Остался в подъезде.
