Ждать пришлось долго. Но о встрече с внучкой Трубецкого — следующий рассказ. Так вот — о Провидении. С этого звонка началась для меня иная жизнь — я стала и архивариусом, и детективом, и следователем одновременно. Но это внешняя её канва. Суть значительно глубже и серьёзнее — я стала сопричастна… Я вдруг поняла — моя встреча с Марией Андреевной неслучайна. Она помогла мне соединить серебряной нитью в кольцо времени два конца: водоворот преддуэльных событий, балы, интриги, сплетни, женщин. И одна из них — умная, сердобольная, очаровательная Мария Григорьевна Разумовская, с её последним для Пушкина балом, вписана в завершающее звено его биографии. И другая, названная пусть не в её, а родной бабушки честь Марией, её пра-пра — в пятой степени племянница, и тоже Разумовская, и, как она, умная, пленяющая духовными глубинами и также влюблённая в поэзию и поэта — такого же трагичного, безмерно талантливого, не понятого, как всякий предтеча, современниками и преждевременно ушедшего из жизни. Любимый ею поэт был влюблён в того, другого, и мыслью к нему постоянно возвращался в стихах и прозе — «Мой Пушкин». На повороте русской судьбы — Гений полёта. Бега. Борьбы. Это о нём и о себе тоже. Потому что в женской судьбе повторяла его жизнь. Говорила, скажу и Господу, / — Что любила тебя, мальчоночка, / Пуще славы и пуще солнышка…
Так через сто пятьдесят лет после смерти Пушкина звонок нынешней Разумовской всколыхнул тени его близких друзей — Александрины Гончаровой, Долли Фиксльмон, Елизаветы Хитрово, а за ними потянулась вереница других теней, тех, кого мы сегодня называем «его окружением».
