Пушкин говаривал Нащокиным, что недолюбливает Вяземского за его злословие и вечное стремление напакостить ему.
На сей раз Пушкин, чтобы не расстроить дуэли, скрывает её от друзей и от Вяземского тоже. Наверное, позабыл, что проговорился о ней княгине Вере. А что, если князь включился в зловещую игру, ничем не выдавая, что знает о намерениях Пушкина? Для Пушкина же всё решено. Отступать поздно. И как это свойственно решительным и бойцовым натурам, определённость ситуации и предстоящих действий успокаивает его. По словам А. И. Тургенева, видевшего его на этом балу, Поэт был весел, полон жизни, без малейших признаков задумчивости. Вот он подходит к секретарю английского посольства Артуру Медженису, долгоносому англичанину, прозванному из-за вечно нахохленного вида больным попугаем. Но в общем-то очень порядочного, честного человека. Именно за это и уважал его Пушкин. Как потом выясняется, Поэт просил Меджениса стать его секундантом. Тот обещал подумать. Чуть позже переговорил с д’Аршиаком, убедился, что всё гораздо серьёзнее, чем он себе представлял. Что свою миссию — примирить противников — не сможет выполнить. И не посмел взять на себя роль соучастника убийства. Стал разыскивать Пушкина, чтобы сообщить ему свой отказ, но тот уже уехал с бала. Был второй час ночи, ехать домой к семейному человеку в столь поздний час почёл неудобным, решил утром известить Пушкина об этом письмом.
Современники свидетельствуют: Вяземский тяжело перенёс гибель Пушкина. При отпевании усопшего в Конюшенной церкви ничком лежал на полу. Молился, каялся. Может, его терзали угрызения совести? Ни на один из этих вопросов я не решаюсь ответить утвердительно. Нужны новые факты и исследования…
Добросовестный труд Васильчикова, забытый, ставший сегодня библиографической редкостью, сохраняется в специальных фондах и посему недоступен не только рядовому читателю, но и даже специалистам. О существовании этого произведения узнала из словаря Брокгауза и Эфрона. Без всякой надежды на успех поискала его в каталогах Софийской Национальной библиотеки имени Кирилла и Мефодия — не числилось. Решила проверить в Университетской библиотеке, располагающей редкими русскими книгами конца прошлого и первой половины нынешнего века. К большой моей радости, обнаружила первые два тома. Полный комплект из 4-х томов хранился в спецфонде библиотеки Болгарской Академии наук. Почему так подробно об этом? Но разве этот факт не достоин удивления? В Болгарии сохраняется редкая, дорогая даже для того времени книга о мало что говорящем болгарину роде Разумовских! Объяснить это можно двумя обстоятельствами: профессорский костяк первого болгарского университета представляли русские воспитанники, а революционная чистка нежелательной литературы началась в Болгарии значительно позже, чем в советской России, — после 1944 года и не коснулась старых русских фондов.
