Но когда гитлеровцы вышли к Черноморскому побережью Кавказа, словацкие части были немедленно брошены в бой — братские славянские земли уже остались позади, а за этими горами, как писал хромой Геббельс, жили дикие кавказские племена, чужие словакам и по крови, и по культуре.
«Но фашисты и здесь прогадают», — подумал Леселидзе, вспоминая все недавние свои разговоры со словацкими солдатами и офицерами.
— Значит, не хотите с нами воевать? — спросил Леселидзе.
— За всех не отвечу, пан генерал. А за себя скажу, — кузнец проворно вытащил из-за голенища сплющенную металлическую ложку и, высоко подняв ее над головой, почти торжественно провозгласил:
— Отныне долой всякое оружие, кроме этого! Войну я закончил, пан генерал.
Генерал улыбнулся, потому что нельзя было без улыбки смотреть на сияющее от счастья лицо кузнеца.
— Ну, что ж! Ложка так ложка! — сказал генерал и повернулся к учителю: — А вы тоже так думаете? Ложку на плечо и марш по домам? А с Гитлером пусть чужой дядя воюет?
Звара опустил голову, потер небритую щеку и не ответил. И это не на шутку испугало кузнеца, — а вдруг генерал рассердится, тогда не сдобровать им. Он локтем толкнул товарища: отвечай, когда спрашивают.
Генерал усмехнулся.
— Ты что его за язык тянешь, дай человеку подумать!
Леселидзе видел, что бывший учитель не разделяет бурного восторга своего товарища, и этим он сразу расположил его к себе.
— Нам с вами делить нечего, пан генерал. Враг у нас общий — Гитлер, — сказал Звара и посмотрел прямо в глаза Леселидзе.
— Тогда скажите, почему словаки переходят к нам поодиночке? Вы же знаете, чем дышат ваши земляки.
— Людей запугали, пан генерал, — сказал Звара. — Фашисты на это мастера. Недавно они фильм показывали, как русские пленных расстреливают. Страшно было смотреть! И в газетах об этом пишут, и в листовках. А человек есть человек.
— Понимаю, — сказал генерал, — значит, надо убедить ваших земляков, что все это фашистские враки. А кто лучше вас это сделает, пан учитель? — спросил он Мишо Звара. — В моей деревне учителю верили больше, чем священнику.
— Ну нас учителю верят, — вдруг вмешался в разговор Франтишек Совияр, ничуть не задумываясь над тем, куда клонит генерал.
Леселидзе одобрительно кивнул головой и снова посмотрел на Звару.
— Я смерти не боюсь, пан генерал, — сказал Звара, отвечая на его безмолвный вопрос. — Я не хотел умирать за Гитлера, а за Словакию…
— Вы храбрый человек, Звара, я верю вам!
— Спасибо, пан генерал!
