— Назад! — крикнул он. — Сказано, не входить в дома.
Сейчас по деревне ходят лишь саперы. Обнаружив в каком-нибудь дворе мину, они не спеша разряжают ее и уносят с собой обезвреженную оболочку. А во дворах цветет сирень… Уставший сапер покачает ветку с пышными гроздьями, отряхнет известь и, надышавшись запахом цветов, идет дальше. Белой известковой метели конца не видно.
Мы завесили вход в землянку двумя трофейными одеялами.
Джаиани сказал:
— Ну и начудил этот слепец. Вот бы добраться сейчас до него, я бы его накормил этой известью. Досыта.
Джаиани помолчал немного и сказал:
— Ну что ж — на то и война! Иной раз она и не такое намудрит… Вы в горах Баксана бывали?
— Да, пришлось.
— Мы там оборону держали, в сорок втором. И такое там со мной приключилось, хоть роман пиши, а так просто расскажешь — не поверят. Рассказать?
— Расскажите.
4
…Однажды в тех Баксанских горах черт меня попутал, и я заблудился. Вот тогда и завязался тот узелок… Мне было приказано подыскать в скалах над рекой под ходящее местечко, а потом отвести туда корректировщика из артполка. Задание нетрудное, хотя работать нужно под самым носом у немцев. Собирался я недолго и вечером переправился через речку. Ну, а вы сами знаете — в горах иногда самое легкое дело не той стороной оборачивается. Солдату в горах и особая сноровка нужна и особое чутье. Там чаще всего не знаешь, где проходит линия фронта и где ничейная земля. Идешь как будто по нашей стороне, а огляделся — вокруг немцы. Все это я хорошо знал, да горы хитрее оказались — не тем плечом повернули меня… Другой раз немало поволнуешься, пока перейдешь линию фронта, а тут, представьте себе, я полночи разгуливал среди немцев и даже не догадался об этом. Я их не видел, и они меня не видели. Как говорится, кому-то из нас здорово повезло.
Пока не рассвело, я и не подозревал, что сбился с дороги. Но когда небо чуть-чуть посветлело, мне бросилось в глаза, что узкая тропа, по которой я с трудом продирался, вдруг стала намного шире. Я осмотрелся: деревья по обе стороны тропы были вырублены. Я потрогал надрубленные корни, и пальцы мои стали липкими от еще не затвердевшего сока.
Я прошел еще немного и увидел два шалаша из буковых ветвей. В первом никого не было, только в одном углу стояли заступы, ломы, кирки и топоры. Я взял в руки топор: так и есть — немецкий. Значит, немцы опять принялись за свое. Я уже слышал, что они хотят пробить дорогу на гребень Хорахора и поставить над облаками свои горные орудия. На прошлой неделе они уже пробовали в одном месте расширить старую тропу, да наши летчики разогнали ихних дорожников. Я не удержался и решил заглянуть во второй шалаш. Он стоял немного выше тропы у высокой черной скалы, и когда я стал карабкаться наверх, то услышал такой дикий храп, что ушам своим не поверил. Неужели это человек, венец природы, так храпит?! Ну, прямо, как сказочный девятиглавый дэв, которому перерезали все девять глоток, подумал я… но это был обыкновенный немец, и спал он на голой земле, бессильно раскинув руки, как спят обычно усталые солдаты. Рядом с ним спал другой немец. Быстро оглядев шалаш, я никого больше не увидел. Азбука разведчика гласит: храпуны чутко спят и мгновенно просыпаются. Тут уже ничего не поделаешь — храпуна я не раздумывая убрал. А второго взял живьем. Когда он открыл глаза, было уже поздно, я успел скрутить ему руки и запихнуть в рот клубок шерсти. В общем борьба была недолгой…
