Мой первый комсомолец
Перевод Э. Фейгина
Напишите несколько слов о себе, ну что вам стоит, — сказал мне редактор, когда я принес в издательство книгу новых рассказов.
— Попробую, — обещал я, не подозревая, как оказывается, трудно писать о самом себе.
А трудно вот почему.
Во-первых, в нескольких словах ничего не скажешь, все время будет казаться, что самое важное, самое интересное в твоей жизни ты все же упустил, оставив за строкой.
А во-вторых — ни в одной области искусства художник так не похож на свое создание, как писатель на свою книгу. По моему глубокому убеждению происходит это потому, что сила слова неисчерпаема и неизмерима; у слова намного больше граней и оттенков, чем, скажем, на палитре живописца или в музыкальной фразе. Конечно, каждый правдивый писатель, создавая биографию своего поколения, рисуя облик своего времени, тем самым рисует в какой-то мере и самого себя, пишет историю своей жизни. Но ни в какой специально написанной биографии писатель не представлен перед читателем таким живым, настоящим, как в своих романах, повестях, стихах, хотя чаще всего он ходит по страницам этих книг незримо и неслышно, словно невидимка…
Мне сейчас шестьдесят четыре года, и, как вы сами понимаете, за это время мне не однажды пришлось писать автобиографию. Писать по разным поводам: когда поступал на работу, когда призывали в армию, когда представляли к награде, когда выдвигали мою кандидатуру на выборах в местный Совет…
Пока человек жив, кому-то все время будут нужны его анкета и автобиография.
И мне, как сыну своего века, не удалось избежать этой участи. Сколько раз я перечислял на бумаге даты своей жизни — год рождения 1905, кончил Кутаисскую классическую гимназию, первое стихотворение написал в 1924 году, оно было посвящено безвременно погибшему вожаку грузинского комсомола Борису Дзнеладзе, а в январе 1942 года добровольцем ушел в действующую армию и попал прямо в Керчь.
Испишу, бывало, такими датами полторы-две странички — вот и готова затребованная автобиография. Не знаю, всегда ли читали это мое сочинение, но твердо знаю — в канцелярские архивы оно попадало неизбежно. Словом, руку себе я набил в этом деле… Что же сейчас мешает моему перу разгуляться по бумаге? Ведь на этот раз свою биографию я пишу не для ведомственных надобностей, а для читателей моих книг, с которыми я обязан разговаривать не на языке анкеты, а так, как разговаривают между собой люди, у которых есть что сказать друг другу… Все, что писатель адресует читателям, будь то роман из жизни нашего крестьянства или страничка личных воспоминаний, должно открыть им что-то новое, помочь проникнуть в нелегкий мир художника. А такую работу в один присест, как думал мой быстрый редактор, не сделаешь…
