Прошло года два. Как-то утром отец взял меня с собой в лес. Ну и, конечно, Шайтан за нами увязался.
Оставили мы на отцовском кордоне коня и пешком направились к лесной поляне, где стояли наши ульи. Только углубились в чащу, как тропу нам перебежал огромный волк. Шайтан с лаем бросился за ним. Мы тоже побежали. Шайтан был смелой собакой, но ему еще ни разу не приходилось брать волка. И мы боялись за него.
Вдруг лай оборвался.
— Пропал твой Шайтан! — кричит мне отец, — Задушит его, проклятый.
Я побежал еще быстрее. Задыхаюсь, падаю, но бегу. Все лицо себе ободрал.
Выскочил я на прогалину и вижу: бегут они рядышком, морда к морде, хвост к хвосту — мой Шайтан и огромный волк. Пробегут немного, остановятся и давай играть. И на траве поваляют друг дружку, и зубами один другого ласково куснет. По всем своим правилам играют. Потом вскочат и снова трусят рядком.
Я опустил ружье. Это же мой волчонок! Это молочные братья встретились, одной грудью, одним молоком вскормленные.
Вот как оно в жизни бывает, сержант. А немцы, видать, до лесного зверя не доросли… Они хотят, чтобы мир рухнул. Единокровных братьев друг на друга натравливают, мерзавцы.
Мы наскоро позавтракали, Мераб побежал на утреннюю перекличку, а я решил поспать часок перед дальней дорогой.
Не раздеваясь, я прилег на тахту, но заснуть мне не удалось — за дверью послышались голоса.
— Кто там? — спросил я.
— Господин квартальный староста на сходку созывает, — сказал Василий Андреевич, открывая дверь. — Входите, входите, Леонтий Сидорович.
В горницу вошел квартальный, рослый мужчина с желтым нездоровым лицом. За его широкими плечами я увидел двух немецких солдат.
— Непорядок, Жига, — сказал квартальный, окинув меня беглым взглядом. — У тебя человек живет, а на дверях не прописан.
— Так он же не живет у меня! Переночевал и дальше… Это адыгей — торговый человек, мой давний знакомец.
— Чем торгуешь? — спросил квартальный.
Я протянул ему свою бумажку. Он внимательно ее прочитал, вернул мне и сказал:
— Покажи твой табак.
Квартальный обнюхал пачку листового табака, по-заячьи дергая носом.
— Табачок у тебя неважнецкий. Значит, на рыбу меняешь?
— Да, на рыбу.
— После сходки зайдешь ко мне. У меня тарань золотая— насквозь просвечивается. А теперь — марш на майдан.
— Мне зачем идти? — удивился я.
— Приказано собрать всех, кого в домах застанем.
— А для чего собирают, не знаешь? — спросил Василий Андреевич.
— Я человек маленький, мне не докладывают. Наверное, опять какой-нибудь налог, — ответил квартальный.
