Он кивнул. На его лице отразилось бесконечное терпение, способное привести в бешенство любую женщину.
– Да-да, разумеется. Я не подвергаю сомнению богатство твоих эмоций. Но мне нужно, чтобы ты уяснила смысл моих слов. Итак, ты готова?
– Ладно, валяй. – Я откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди.
Грег извлек из кармана кожаной куртки свиток, положил на стол, неторопливо развернул и прижал края кончиками пальцев.
– Это официальное предложение вступить в орден.
– С меня хватит. – Я протестующе замотала головой.
– Позволь мне закончить.
Грег был совершенно спокоен. Он не сердился, не заявлял, что я веду себя как ребенок (чистая правда, между прочим), и потому бесил меня еще больше.
– Продолжай.
– Через несколько недель тебе исполнится двадцать пять. Цифры сами по себе мало что значат, но для возвращения в орден они весьма важны. После двадцати пяти влиться в наши ряды довольно сложно. Я не говорю, что невозможно, но крайне трудно.
– Угу. Они уже засыпали меня своими брошюрами.
Грег отпустил свиток и сцепил длинные пальцы в замок. Согласно законам физики, свиток должен был свернуться, однако оставался раскрытым.
Временами рыцарь забывал о законах мироздания.
– В таком случае ты имеешь представление о возрастных ограничениях.
Это было утверждением, а не вопросом, но я ответила:
– Имею.
Слабый, едва заметный вздох. Не знай я Грега с детства, ничего бы не поняла. По его напряженной спине и легкому наклону шеи становилось ясно: он догадался о моем решении.
– Надеюсь, Кейт, ты передумаешь.
– Вряд ли.
В его взгляде мелькнуло разочарование. Мы оба понимали, что остается за скобками: орден гарантировал защиту, что, в свою очередь, для человека моего происхождения – вещь первостепенная.
– Могу я спросить – почему?
– Я плоховато вписываюсь в любую иерархию.
Для него орден – символ безопасности, надежности и власти. Каждый рыцарь служит идеалам ордена столь самоотверженно, что эта организация давно перестала быть собранием отдельных личностей и превратилась в единый мыслящий организм, разумный и невероятно могущественный.
Грег принимал подобное положение дел всей душой, и орден платил ему взаимностью. Я же восстала и получила по шее.
– Каждую минуту, проведенную там, я чувствовала, что растворяюсь. Съеживаюсь, как шагреневая кожа. Исчезаю. Поэтому я сбежала и больше не вернусь.
Он взглянул на меня с неподдельной тоской. В полумраке моей тесной кухни красота Грега особенно бросалась в глаза. Мне доставляло некое извращенное удовольствие видеть, что из-за моего ослиного упрямства он был вынужден примчаться ко мне и сейчас сидел рядом со мной: изящный, грустный эльфийский принц, над которым не властны годы.
