; 1670). Многочисленные шекспировские персонажи пытались измерить «недра хмурой ночи»
(night's «foul womb»)[6]. Лукреция восклицает после сцены изнасилования:
Ты образ ада, Ночь, убийца снов! —
Позора летописец равнодушный!
Арена для трагедий и грехов!
Их в темноте сокрывший, Хаос душный!
Слепая сводня! Зла слуга послушный!»
[7]>3Тогда как небеса излучали Божественный свет, тьма предвещала мучения, ожидающие преступников после смерти. Ночь, черная как смола, кишащая чертями и демонами, зачастую приравнивалась к аду («вечной ночи») и как бы предвосхищала загробное царство хаоса и отчаяния. В «Бесплодных усилиях любви» (1598) король Наварры выражается так:
Черный цвет есть цвет
Темницы, преисподней, ночи темной
[8]>4.
Действительно, некоторые богословы были убеждены, что Бог создал ночь как доказательство существования ада. «Словно лик преисподней», — описывал наступление сумерек венецианец XVII века.
Ночь безжалостно лишала мужчин и женщин зрения, самого ценного из всех органов чувств. Даже слух или осязание не позволяют человеку управлять ситуацией в той мере, в какой это допускает зрение>5. Возможно, значимость его была бы не столь исключительна, будь человеческие сообщества раннего Нового времени менее зависимы от личных взаимодействий. Но общины, как в сельской местности, так и в городской среде, представляли собой небольшие традиционные сообщества, в которых ведущую роль непосредственно играли личные связи. Зрение позволяло людям оценивать характер и поведение — жизненно важные аспекты личности. Манера держаться, осанка и выразительность взгляда обнаруживали внутреннюю сущность человека. Один польский аристократ XVII века утверждал: «Что вы видите, когда простак или трус пытается сказать нечто дельное? Он ерзает, вертит руками, теребит бороду, кривит лицо, стреляет глазами и разбивает каждое слово на три. Благородный человек, напротив, отличается ясным умом и хорошей осанкой; ему нечего стыдиться»>6. Одежда делала социальные различия более контрастными. В некоторых городах законодательством, регулирующим расходы, носить шелк и атлас разрешалось только знати. Да и не важно, была ли одежда простой или экстравагантной: ее фасон и цвет несли информацию о возрасте, роде занятий, социальном статусе владельца>7.
Шотландский поэт Джеймс Томсон горестно стенал, что ночью «порядок рушит ложь; вся красота уходит; определенности нет; и радостное разнообразие [дня] сливается в одно темное пятно»
