Сальери. Но пока об этом никому ни слова.
Моцарт. Ни слова.
Сальери (сжимает руку в кулак). Тайна!
Моцарт (повторяет жест). Тайна!
Сальери. Прекрасно. (Он идет на авансцену и обращается к зрителям.) Уж если это не поссорит его с масонами, значит просто не судьба!
Золотую эмблему убирают. Мы слышим танец Моностаса и зачарованных рабов из «Волшебной флейты» — «Это звучит изумительно. Это звучит прекрасно!» Под звуки колокольчиков слуги вносят длинный деревянный стол, заваленный рукописями и заставленный бутылками, на котором стоит перевернутая табуретка. Они ставят стол перпендикулярно к зрителю. Из глубины сцены появляется усталая КОНСТАНЦИЯ и входит в квартиру на Раунштейнгассе. Стеганный фартук подчеркивает, что она на сносях. Слева двое других слуг ставят золоченый столик с вазой-подставкой для сладкого, полной пирожных, и три золоченных стула из роскошного салона Сальери. Обе столь разные квартиры видны одновременно. Как только убирается эмблема. У Сальери появляются ВЕНТИЧЕЛЛИ.
12. Квартира Моцарта, салон Сальери.
Первый. Моцарт очень собой доволен!
Второй. Пишет оперу, но держит ее в тайне!
Первый. Никому не говорит о чем!
Второй. Это всем просто надоело!
Уходят.
Сальери. А мне он все рассказал. Все как есть!.. Церемония посвящения. Церемония с завязанными глазами. Все тайные ритуалы масонов… Он сам себе готовил погибель. А дома жизнь становилась все труднее и труднее. (Он идет в глубь сцены и садится на один из золоченных стульев, жадно поглощая пирожное.)
Моцарт тоже сидит за столом, завернувшись в одеяло и сочиняет музыку. Напротив на табуретке сидит Констанция, ежась, в платке.
Констанция. Мне холодно… Весь день дрожу… Что делать? Дров-то ни полена!
Моцарт. Папа был совершенно прав. Мы кончим, как он предсказал. В полной нищете.
Констанция. Он-то во всем и виноват.
Моцарт. Папа?
Констанция. Он сделал из тебя ребенка. И не дал вырасти.
Моцарт. Не понимаю… Ты же всегда любила папу.
Констанция. Я? Любила?!
Моцарт. Ты же его обожала. И часто говорила мне об этом.
Небольшая пауза.
Констанция (грубо). Я ненавидела его.
Моцарт. Что?!
Констанция. И он ненавидел меня.
Моцарт. Неправда! Он очень любил нас обоих. Не говори глупости.
Констанция. Значит, я говорю глупости?
Моцарт (примирительно). Конечно, женуля, душа моя!
Констанция. Ты помнишь, у нас вчера ярко горел камин? Было так холодно, что ты даже не мог чернила отогреть. Ты сказал тогда: «Ну и пламя!» Помнишь? «Ну и пламя!» А горела старая бумага. Так вот, мой дорогой. Это были письма твоего отца с тех самых пор, как мы с тобой поженились.
