- А что ему делать было, когда сердце вот-вот остановится, а я рядом стою и таблетки в руке держу? Умирать очень уж не хотелось - вот он и написал под диктовку мою и даже на колени встал, молил о прощении. Тут и в Безбородова поверишь. А я ему лекарство не дал. Да-с, не дал! Я, друг Сережа, большое блаженство испытал. Оно мне было как награда за жизнь после побега, в которой я инвалидом пребываю и спать по ночам боюсь - все те ночи вспоминаю... Главное, за страх свой отомстил, за то, что родил этот страх Безбородова. А-ах, Сережа, ты моего страха не знаешь! Вот если б узнал, то понял бы навсегда: все хорошо, что не смертельно.
- И вас не удивляет, что все поверили в "ОВУХ"?
- А чему тут изумляться? Я давно принял за основу, что жизнь вокруг меня фантастическая. Да, именно в этом ее однообразии, унылости даже, таится черт-те что. Достаточно соломинки - бредового заявления, забытого мною на столе в спешке, - чтобы унылая мутная речка жизни вдруг забурлила и понеслась вперед опрометью.
- Так выходит ведь, что Щурова вы не убили...
- Его невозможно убить до конца - он бессмертен. И сказать - почему? - Дзанни оглядывается и переходит на шепот. - Щуров - неизбежное звено общей цепи, деталь мировой гармонии. Он и до коммунизма доживет, до самого Золотого века.
- Отчего же не вырвать это звено совсем?!
- Цепь нельзя рвать, и не наше это дело.
- А наше дело - какое?
- Старый я, Сережа, чтобы рассуждать об этом. Пойми ты, старый! Я хочу успеть увидеть тебя под куполом неба с флейтой в руках, и чтобы она пела, а люди плакали о несовершенстве своем, слушая ее.
- А как я называться буду: Щуров или Похвиснев?
- Что такое имя? Ничего. Если наши идиоты вынесут решение называться тебе Щуровым, будешь Щуровым. Ничего страшного, может, и руководить начнешь. Этого не бойся: дурное дело не хитрое. Я помогу тебе, я все улажу. И разве впервой тебе носить чужое имя? Разве сейчас ты не Федор? Ну так станешь Щуровым. Главная твоя роль - Флейтист.
- И я не имею права быть просто Флейтистом - всегда и везде?
- Когда речь идет о праве стать легендой для людей, причем тут какое-то жалкое имя? Оно все равно забудется, а твоя флейта - нет.
- А честь? Честь как же?
- Не до жиру - быть бы живу.
- Но маршалы зова не слышат, иные погибли в бою, другие ему изменили и продали шпагу свою...
- Э, не надо драматизировать, - морщится Дзанни. - Шпагу можно сломать: оно и красиво, и благородно.
Он уходит как победитель и прощается со мной царственно, ласково. Я провожаю его до порога и говорю на прощание:
