Кажется, именно это заставило его смотреть на Родионову совсем другими глазами. Нет! Девушки любят настойчивых и смелых. Он не отступит! Он знает, что им надо.
Петроченко дернул его за рукав:
— Найди Астахова, поговори с ним. Узнай его намерения.
— Ну его к дьяволу! Не хочу с ним разговаривать.
— Напрасно! Я больше тебя знаю, что такое пьянка с курсантами. А пока я пойду, меня ждут.
Петроченко свернул по дорожке в сторону. Куракин остался один. Обиженный, не зная, что делать, он пошел бродить по дорожкам. В глубине одной из аллей, на скамье он увидел Родионову. Подойдя ближе, узнал ее соседа — Астахова. Степан круто повернулся и зашагал к выходу.
На следующий день после вечеринки у Сенникова Астахов чувствовал себя отвратительно. Ему неудобно было встречаться с курсантами Петроченко, которые были там. Он готов был высказать начальнику аэроклуба свое мнение о поведении Сенникова и только ждал очередного совещания, чтобы сделать это. Стыдно было и перед собой, за то, что пошел на этот нелепый вечер.
Стремясь хоть немного «встряхнуть» Николая, Виктор потащил его в парк. В свободные часы они любили бывать там. Парк напоминал им родной город. Они стали разыскивать свободную скамейку.
— Коля, посмотри, наши девчата.
На скамье сидели Таня с Зиной. Рядом стоял парень в коротком пиджаке, в маленькой, лихо сдвинутой на одно ухо кепке и что-то, жестикулируя, рассказывал. Астахов сжал руку товарища. Они проходили мимо. Девушки приветливо улыбнулись.
— Добрый вечер!
Пробивающийся сквозь листву свет электрической лампочки слабо освещал светлые волосы Тани, лицо оставалось в тени, отчего глаза казались очень большими. Парень, покосившись на летчиков, ушел, бросив форсистое «пока». Николай с Виктором сели рядом с девушками, но разговор никак не завязывался. Все почувствовали себя неловко от затянувшегося молчания. Таня вдруг спросила, обращаясь к Астахову:
— Вы не испытываете желания поиграть в оркестре?
— Благодарю. Я еще и минуты с вами не сижу, а вы меня уже прогоняете.
— О!.. — В этом «о» было и удивление и упрек. — Как нехорошо вы меня поняли. Разве можно так!
Астахов заметил, что она искренне огорчилась.
— Я думаю, наоборот, — вмешалась Зина, — мы вам отчаянно надоели на аэродроме.
— На аэродроме, пожалуй, да, — улыбаясь, отвечал Астахов, — а здесь… совсем другое дело. — Николай смотрел на Таню и не узнавал ее. Она же просто красавица, как он не замечал этого раньше. И голос мягкий, ласкающий. А глаза… все видят и все понимают… У него вдруг стало так легко на душе, будто не было никакого Сенникова, не было этой поганой вечеринки.
