Всё остальное я помнила смутно. Вплоть до того момента, когда проснулась в чужой постели, голая, рядом с голым мужчиной. Сначала я даже не поняла, что это Зак, – но потом с ужасом осознала.
– Где мы? – спросила я, глядя на нижний ярус двухэтажной кровати.
– У меня в комнате, – пробормотал он.
– Что случилось? Мы… – Я уже знала ответ, потому что мне было больно. Очень больно. В неясном флуоресцентном свете, который лился из шкафчика, я увидела кровь на простынях, и мои бёдра тоже были в крови.
– Ну да, – буркнул он полусонно.
– О господи, – прошептала я. – Нет. Только не…
– Ты сама хотела, – сказал он, и я тут же вспомнила, как он в меня вошёл. Вспомнила боль, мои слёзы и сжатые кулаки. Вспомнила, как кричу: «Не надо, хватит, прекрати…» Казалось, я вижу кошмарный сон, но это был не сон. Это случилось на самом деле.
Комната кружилась перед глазами. Я с трудом села, лихорадочно нащупала белое платье Элизы, скрученное между простынями, и бельё.
– Ты сама хотела, – невнятно повторил он, приоткрыв глаза. Я искала туфли в темноте, но не нашла и босиком выбежала на улицу. Зак лежал, не шевелясь.
Я не плакала, пока не добежала до комнаты и не убедилась, что Элиза ещё не пришла. Я осмотрела платье, с облегчением увидела, что на нём не осталось следов крови. Повесила его на вешалку, стянула бельё, завернулась в полотенце, надела шлёпанцы и пошла по коридору в общую ванную. Там я стояла под самым долгим и самым горячим душем в моей жизни и рыдала, а потом вернулась в комнату и наконец заставила себя проверить четыре сообщения на автоответчике.
Все они были от Тедди, как я и думала, и с каждым новым сообщением его голос становился всё взволнованнее. Он просил меня позвонить, во сколько бы я ни вернулась, и каждое сообщение заканчивалось словами «я тебя люблю».
Больше всего на свете мне сейчас хотелось с ним поговорить, но было четыре утра, и я сказала себе, что он спит и ему рано вставать. В глубине души я понимала, что дело не в этом. Просто я не смогу сказать ему, что случилось, и соврать тоже не смогу. Вместо этого я позвонила Джули, мирно спавшей в комнате общежития Уэйк-Фореста, разбудила её и рассказала всё.
Она почти сразу же заговорила об изнасиловании.
– Это не изнасилование, – прошептала я, скорчившись под одеялом. – Я его целовала…
– Это изнасилование, – настаивала она, опережая своё время, опережая взгляды девяносто пятого года на то, что считать изнасилованием. – Тебе нужно сообщить в полицию кампуса. А ещё лучше – в полицию Нэшвилла.
