— Завещание писать не собираюсь…
— Тем лучше, — мы можем прогуляться.
— Опять?
— Не ужасайтесь, — всего лишь до моей квартиры. Я жду людей, обещанных мне Педро. Среди них могут оказаться заслуживающее вашего внимания субъекты.
— Но я не завтракал.
— Я предложу вам стакан кофе. Соглашайтесь… Ей-Богу, интересно!
— Ну, если так, то я согласен.
— Великолепно!.. Вы готовы?
— Как видите…
— Тогда пойдемте.
Я запер комнату на ключ и мы, не торопясь, вышли из отеля…
Родриго оказался прав, — все «теплые ребята», о которых упоминал страдающий от ожирения костлявый Педро, уже явились к его дому. Об этом нетрудно было догадаться еще на расстоянии квартала от него, где мы столкнулись с растерянно топтавшимся на месте альгвазилом. Почтенный блюститель общественного спокойствия и тишины волчком вертелся на перекрестке двух пустынных улиц и поминутно давал тревожные свистки. Только на них никто не отзывался, а сам он, вероятно, не мог решиться подойти к резиденции сеньора Суареса, откуда диким хором неслись и крики, и треньканье гитар, и громкий хохот по меньшей мере нескольких десятков человек.
Заметив нас, бедняга перестал кружиться и бросился к Родриго.
— Сеньор, ради всего святого!.. Уймите вы своих гостей. Ведь это невозможно. В Колоне иностранцы… Что они подумают о нас!
— Что мы плохие патриоты.
Альгвазил превратился в воплощенный знак вопроса.
— Я еду прорывать второй канал между заливами святого Мигуэля и Ураба, и только эти молодцы приветствуют меня при отправлении… Вот как у нас ценят подвиги, которыми будет прославлена Панама!
— Caramba! — воскликнул совершенно ошеломленный представитель власти. — Я этого не знал. Второй канал!.. Пускай кричат, — я разрешаю…
Но данное им разрешение немного запоздало.
Едва только мы появились во дворе, где бушевала наша предполагаемая свита, как ее адский шабаш прекратился. Гитары полетели наземь, десятки распростертых на траве фигур вскочили и, обнажив головы, общим поклоном приветствовали Суареса.
Не отвечая на него, он медленно окинул взглядом столпившихся вокруг людей…
Не знаю, к какому он пришел выводу, но лично на меня все эти «теплые ребята» произвели впечатление не из приятных. Оборванные, в каких-то ярких полотнищах, служивших им плащами, они мне показались типичнейшими представителями той армии бандитов, с деяниями которой я познакомился на палубе «Гатуна». Здесь были и испанцы, коренастые, несколько неуклюжие на вид, и англосаксы, сплошь состоящие из мускулов и нервов, и французы, и уроженцы забронированного Вильгельмом «фатерлан-да», словом — разноплеменный сброд, объединенный какой-то таинственной причиной, которую я никак не мог себе представить…
