И пока я беспомощно глядела на экран, вагончик в фильме слетел с рельсов.
Дети на экране истошно орали от ужаса.
Я сама взвыла не своим голосом, когда мое кресло, словно взбесившееся, понеслось через кинозал.
8
О нет… О не-е-е-е-е-е-ет!
С экрана донесся тошнотворный треск.
Мое летающее кресло устремилось в другую сторону. Я не увидела произошедшего на экране. Но я представляла себе этих несчастных детей… представляла, как они разбиваются оземь.
А потом мое кресло завертелось. Все быстрее и быстрее, точно волчок. Я зажмурилась.
Когда я снова открыла глаза, кресло стояло на полу. Во втором ряду, позади Карли Бет и Сабрины. Я дрожала, борясь с головокружением. Девочек тоже трясло.
Экран посерел.
Из громкоговорителей раздался громовой голос Угрозы:
— Итак, вот где мы сбились с пути. Не выношу, когда такое случается, а вы? — Он расхохотался.
Вмешалось красное лицо:
— С этого все и началось. 1974 год. События в парке вышли из-под контроля. В тот день мы потеряли нескольких ребятишек. Эка важность, верно? Что-то теряешь, что-то находишь!
Фильм начался вновь. На экране появилась высокая каменная башня. Она возвышалась над всем парком. Табличка на ней гласила: «Башня в Никуда».
Камера переместилась внутрь башни. Какие-то люди поднимались по винтовой каменной лестнице, спиралью уходившей вверх.
Пока я смотрела, как они поднимаются, воздух в зале потеплел.
Наклоняясь вперед, люди взбирались дальше. Ступени становились все круче. А несчастные все поднимались и поднимались кругами… А башня становилась все уже и уже…
Между тем воздух в зале становился все более жарким. Жарким и влажным. Такой горячий, что опалял ноздри. По моему лбу градом катился пот.
— Не… могу… ды… шать, — просипел рядом со мною Люк.
И точно. Воздух стал удушливым!
От спертого раскаленного воздуха у меня горело лицо. Я задышала ртом. От глубоких вдохов стало жечь в груди.
А люди на экране продолжали свой отчаянный подъем. Сбившись вместе, они преодолевали виток за витком, поднимаясь все выше и выше…
Экран снова посерел. Вспыхнул луч прожектора.
За небольшой трибуной стоял Угроза. Шляпа покоилась перед ним. Темное лицо пристально смотрело на нас.
— Неурядицы продолжались, — произнес он. — Забрались люди на Башню в Никуда… а обратно не вернулись. Нам за это досталось.
Он вздохнул.
— Никто не понимал меня. Мои эксперименты с запредельным страхом становились все гениальнее и гениальнее. Но никто меня не ценил.
Его голова крутанулась, и второе лицо закричало:
