Русский Фауст | страница 9



В ночь я провалился, как перо в чернильницу. Но часто просыпался в холодном поту и не помнил, что мне снилось. Так бывает всегда, когда выходишь из долгого запоя. Ночь была не январская, а словно заплутала и пришла не в свою очередь апрельская. Так и осталась в городе до утра, отсчитывая время каплями с крыш. Я даже выходил на балкон, вдохнуть весеннего ветра.

Под утро снился портрет Гоголя в кабинете литературы. На доске дурацкая тема сочинения: "Чичиков - символ бездуховности и авантюризма." Я не читал "Мертвые души", и Гоголь смотрел на меня с явным сочувствием.

Рядом сидел Митька-математик и уже заканчивал свое сочинение, доказывая актуальность борьбы с чичиковщиной с точки зрения идеологической работы комсомола и КПСС. На мою кривую усмешку он отреагировал невозмутимо, почти по-философски:

- Я бы тоже торганул мертвыми душами, чтобы купить себе хорошую аппаратуру, а значит - Чичиков актуален. Тем более, что души-то все равно мертвые.

С передней парты обернулся Андрей и совершенно серьезно спросил:

- Кто-нибудь объяснит мне, как душа может быть мертвой? Эй, Серега, ты чего уставился на Гоголя, ты спишь?! Просыпайся-просыпайся давай! Да быстрее, а то этот Кинг-Конг мне руку оторвет!!!

Я открыл глаза. Лицо Гоголя расплылось, почернело и превратилось в объемную короткостриженную голову негра на толстой шее. Голова открывала рот, называла меня "сэром", себя - Варфоломеем и спрашивала, что ей сделать с этим молодым человеком, который потревожил мой сон, открыв дверь собственным ключом, после чего и был задержан.

Вы спросите: как я все это воспринял? А Вас когда-нибудь будили негры?

И тут "призраки" вчерашнего дня вынырнули из моей памяти, чтобы вновь завладеть моим сознанием. На столе лежал прибор-индикатор, конверт с пачкой долларов, мой экземпляр контракта с "Америкэн перпетум мобиле" и еще какие-то документы и рекомендации.

- Варфоломей? - утвердительно спросил я, и, мгновенно войдя в роль, повелел. - Отпустите его.

Поэт Андрей Белов был настоящим другом, "незаслуженным" поэтом и поэтому имел ключ от моей "хрущевки". Он мог прийти и днем и ночью, когда заканчивалось вдохновение, появлялось желание выпить и заканчивалось терпение его жены. Работая одновременно сторожем в детском саду и дворником, он едва сводил концы с концами и часто жаловался на то, что его жена, "отбывая рабочее время" в еще не закрытом проектном институте, получает больше его. Издав маленький сборник стихов еще в "эпоху" перестройки, на второй он не мог собрать денег. Стихи, как Вы знаете, нынче не в моде. Меценатов не находились, а я меценатом стать не успел.