— Ну, слава тебе, господи, отмучились!
— Да уж сегодня конец!
Шлепнулся Петька за аналойчик, в угол и застыл, как камешек: слышит калитка в оградке часовенной скрипит, и костяные ноги покойничьи землю давят, идут. Сжался Петька в клубок, вкатился под аналойчик, сидит. Вошли покойники в часовню, — у Петьки вихры стали, как прутья на голове.
— Я, батюшка, все приготовил. Вот, поглядите-ка, какая штука! — тянул ржавенький голосок, — голосок тот почудился знакомым Петьке.
«Ни дать, ни взять, дьякон наш! — подумал Петька, — да ведь он не умирал никогда!»…
А голос был точь в точь — дьяконски:
— Вот, батюшка, смотрите. Нальем мы сюда воды, а по дыркам она до самых богородицыных глаз доходит. В глазах теперь иголочкой дырки просверлить и будет, как слезы точнехонько!
— А ну, сверли, отец дьякон!
Долге привскочил Петька, только аналой не пустил, узнал и этот голос, такой густой бас, что и ошибиться нельзя было, — попа этот голос был.
Помолчали голоса, повозились с чем-то недолго, потом добродушно заметил поповский бас:
— Чудесно, отец, дьякон. Как слеза идет!
— Не у Сосновцов одних чудеса могут быть! Что там иконы покрасят, вот слезу пустить, — это похитрее будет!
— Так что же теперь?
— А ничего, батюшка. Вот налью воды полненько, поставим все на место, как было, а завтра чуть свет просвирню подошлем, она и откроет. Я уж ей велел перед иконой тут лампаду исправить. Как будет она лампаду ставить, так и увидит!
— Ну, быть по твоему, отец дьякон. Действуй!
Пошуршали иконою, потом шарить руками стали по аналойчику. Замер Петька, дыхание затаил — слышит:
— Яйца тут на полу все лежали, а я их сюды на аналой положил — и нет! Надо найти. Чтобы все, как было. Вот грех какой, куда я задевал их!
— Не скатились ли?
— Да как бы им скатиться…
Ошалел Петька, голова точно распухла, — слышит шарят руки около аналоя, показалось, что ткнулись пальцы в ногу ею. Что тут делать? Вынул яйцо из кармана, выкатил одно тихонько на пол, в самые руки дьякону.
— Вот одно! — сказал дьякон, — нашлось!
Петька выкатил другое.
— Вон и другое, отец! — прогудел бас.
Катнул Петька третье, — успокоился голос.
— Ну, вот все тут. Пойдемте, батюшка. Все как было — ничего не заметно. А и чудо, батюшка, яйца с аналоя скатились и не разбились!
— Раз, свяченые! — гулко уже за часовней ответил поповский бас, — так очень естественно…
Петька уйти им далеко не дал, вынырнул из под аналойчика, отдышался, размял ногу — пересидел ее, так иглами и кололо. Поглядел на икону — правда, что слезы из самых уголков богородицыных глаз текли, покачал головой, сунул яйцо в карман, свистнул и побежал сломя голову, окружными дорожками, чтобы живым покойникам на глаза не попадаться.
