Балъюртовские летописцы | страница 20
— Присаживайтесь.
Он пододвинул к себе ногою стул, уселся — широкие полы его полушубка так топорщились в стороны, что казалось, он присел на секунду в лихой пляске и сейчас разогнется и продолжит лезгинку.
Я просмотрел счета. Все они были за переработку, за сверхурочные: газета регулярно подписывается в свет с опозданием, нарушение графика стало хроническим. И вот редакция должна платить верстальщику, правщику и т. д.
— Во вчерашней задержке был виноват печатник, он долго налаживал машину, — начал было я, но Игитов не дал мне закончить.
— Товарищ Алимов, зачем нам эти хабары? Рабочий, класс кушать хочет. Верно?
— Да, конечно…
— Вай, молодец, товарищ Алимов, сразу понял. Дай-ка, кардаш, деньги, пусть кушают на здоровье!
— Но вы сильно завысили расценки. — Я снова попробовал перейти в наступление.
— Товарищ Алимов, какой завысил, какой завысил? Совсем мало, чуть-чуть. Вах, даже неудобно, когда два крупных руководителя спорят из-за копеек!..
Игитов относит себя к категории крупных руководителей, и с этим ничего не поделаешь, это, так сказать, данность. Больше всего на свете он боится „перенапряжения нервов“ и сейчас, видя, как я подписываю счета, говорит, весь смягчившись и расслабившись:
— Вот так, вот молодец товарищ Алимов, зачем нам лишний напряжение нервов, нервы, как ток, могут перегореть и все — свет потух. А зачем нам, чтобы свет потух?
И тут же без видимого перехода или хоть какой-нибудь отдаленной связи добавил:
— Вчера моя Саният такой хинкал сделала! Мясо было очень сильно свежее, ягненка привезли мне. Все время о тебе думал, сильно жалел, что ты не покушал!
— Спасибо, — сказал я улыбнувшись, — как-нибудь в другой раз.
По правде говоря, мне уже давно хочется поближе узнать Игитова — очень уж он, что называется, колоритная личность. За то время, что я здесь, уже столько о нем наслышан, что меня распирает любопытство. По рассказам сослуживцев, Игитов — человек богатой биографии. Он прошел всю войну, награжден двумя боевыми орденами и семью медалями — это, так сказать, факт, подтвержденный документально. До войны Игитов работал в типографии наборщиком, вернувшись с фронта, он занял свое прежнее место, но вот однажды ночью типография сгорела, бывшего ее директора освободили от занимаемой должности, а новым директором назначили Игитова Ханпашу Султановича, как было сказано в решении бюро райкома партии „в целях укрепления руководства“. Ханпаша до сих пор неустанно гордится этой формулировкой: „Меня назначили директором в целях укрепления руководства — это тебе не халам-балам!“ — любит говорить он, подняв указательный палец, при любом мало-мальски удобном случае, и это его высказывание все — от секретарей райкома партии и до сторожа типографии — давно уже знают наизусть. Когда трезвый, он больше молчит, в крайнем случае борется с редакцией „за нрава работников типографии“, а стоит ему чуть выпить, тут уж он немедленно ищет собеседника и говорит без умолку. Особенно любит рассказывать о своих военных подвигах. В рассказах его часто фигурирует почему-то город Конотоп. Так и начинает обычно: