— Видите, тетушка Тин, — улыбнулся он, — в рядах поборников «национального государства» есть еще достойные люди. Мы боремся с коррупцией.
— Да выпейте, пейте, — вместо ответа предлагала им Тин. — И вы, господин журналист, угощайтесь.
— Благодарствую, не беспокойтесь, я сам. — Он накрыл ладонью свою рюмку и заговорил с прежним жаром: — До сих пор мы еще держались. Пусть отнюдь не незыблемо, но… Наш режим как корабль в открытом море в непогоду — держится на плаву, но качается, качается все сильней!
Он закивал головой, словно хмелея. И больше не сказал ни слова, ничего не ел, с пренебрежительным и пресыщенным видом откинулся на спинку кресла и устало глядел на всех.
Начальник полиции Ба, то и дело озиравшийся вокруг, первым встал и попросил разрешения откланяться: его, мол, еще ждут дела. Он сел на свою «хонду» и помчался прямиком к полицейскому посту. Потом уже тетушка Тин узнала, что он остановился у тюрьмы, приказал отворить двери и крикнул внутрь, чтобы все его слышали:
— Слушайте меня, вы! Тут на днях явится в тюрьму один тип. Кто пожалуется на жестокое обращение, пусть от меня пощады не ждет!
От жары ли, от гнева или от выпитой водки он расстегнул на себе все пуговицы и обмахивался полой рубашки. Вытатуированная у него на груди оскаленная тигриная морда казалась менее свирепой, чем собственная его физиономия.
Со временем капитан Лонг свыкся с присутствием в доме тетушки Тин и младшей ее дочери. И стоило им почему-либо не явиться, сама Ут Ньо или ее невестка с малышом на руках отправлялись к Тин узнать, все ли у нее в порядке. Конечно, первопричиной этих взаимных визитов был ребенок. Здоров ли он был, весел, или случалось что-нибудь — всегда и по любому поводу требовались советы и присмотр тетушки Тин. Она стала как бы личным врачом мальчика, и даже отец его выказывал ей всяческое почтение.
Вот и наутро после дня рождения, должно быть из-за перемены погоды, у ребенка поднялась температура. В таких случаях капитан, как бы ни был он занят, бросал все и ехал домой — побыть рядом с сыном. Госпожа Ут Ньо зашла к тетушке Тин и попросила прийти осмотреть ребенка. Тетушка, само собой, явилась, подруги разговорились, и заодно Тин услыхала беседу капитана Лонга с его другом-журналистом.
Старухи, устроившись в доме на длинном китайском диване, жевали бетель. А на веранде, за темно-коричневой стеной из досок — на них пошло дорогое дерево чу, — друзья пили кофе. Капитан сидел в кресле, а журналист расхаживал по веранде: подойдет иногда к столу, отхлебнет глоток, поставит чашку на место и снова ходит взад-вперед. Ходил он медленно, дойдя до стены, резко, как солдат, поворачивал назад и опять шел неторопливым, размеренным шагом. Так они и говорили друг с другом. Вспоминали Сайгон и тамошние злачные места, свое золотое время, когда один был лейтенантом парашютистов, любимцем президента Нго, а другой — модным журналистом.
