— Вон за той улицей, за деревьями, у речного устья, — базар, рядом — военный штаб, — объяснял мне Ут До. — Отсюда до первого их поста ровно тысяча четыреста пятьдесят три метра и три сантиметра.
Я посмотрел на Ут До и рассмеялся: экая немыслимая точность.
— Да я вовсе не шучу. Расстояние тщательно измерено — для наших артиллеристов.
— Как, скажите на милость, можно измерить в таких условиях расстояние с точностью до сантиметра?
— Но это так!
— Может, у вас был какой-нибудь сверхсовременный дальномер?
— Никакого дальномера у нас не было.
— Чем же вы измеряли тогда?
— Велосипедным колесом.
Не выдержав, я расхохотался и хлопнул парня по плечу.
— Думаете, я вру? Если не верите, спросите у Шау Линь.
— Да вы сами расскажите про этот научный эксперимент.
— Все просто было, обошлись без науки. Перевязали обод переднего колеса белой лентой, и отсюда до начала арыка, где стояли пушки, Шау Линь покатила на велосипеде прямиком до самого поста. Ехала и считала в уме, сколько раз белая лента касалась земли: один оборот, десять, пятнадцать, сто… До первого поста колесо проделало… э-э… забыл, сколько оборотов. Но если помножить число оборотов на окружность колеса, выходит ровно тысяча четыреста пятьдесят три метра и три сантиметра.
— Если хотите узнать число оборотов, — с ученым видом посоветовал я, — достаточно разделить тысячу четыреста пятьдесят три метра и три сантиметра на длину окружности колеса. Получите искомое число.
— Да уж вам виднее. Но только благодаря этим измерениям артиллеристы наши весной шестьдесят восьмого снаряды словно руками в цель укладывали. Мы сами, как поглядели, нарадоваться не могли. Теперь, — продолжал он, — там все цели промерены. У Шау Линь в блокноте про каждую записано. Если пробудете тут подольше сами увидите, как пушки по ним ударят.
— Скажите, а где вы прикончили Лошака?
— Да вон там. — Он ткнул пальцем в сторону видневшегося за жестяными крышами поля.
— Где же теперь их заградительные посты?
— Здесь больше нет их постов, осталась лишь база в Биньдыке. Но они контролируют весь район. Время от времени являются сюда, расположатся лагерем, проведут операцию — и снова уходят.
Я снова прикрыл ладонью глаза.
— Что-то я не вижу ни заграждений, ни колючей проволоки.
— Все разрушено уже, снесено.
— А они что, не восстанавливают? — спросил я, по-прежнему стараясь разглядеть хоть что-нибудь за слепящими отблесками жестяных крыш. Наконец мне удалось различить маленькие, одетые в белое фигурки, двигавшиеся от домов к полю.
