— Весь свет, — воскликнул горячо профессор, — решительно весь свет! Это-то и ужасно! Всякая вера в прирожденную высшую духовную силу, которая одна, только одна, создает истинного научного деятеля, истинного художника, летит к черту, благодаря такому злосчастному, нелепому принципу!
— Не горячитесь, — с улыбкой проговорил мейстер. — Сколько мне известно, до сих пор в нашей доброй Германии фигурировал только единственный продукт этой воспитательной методы. Некоторое время о нем говорили, потом перестали говорить, увидев, что названный продукт не особенно доброкачественного свойства. К тому же, процветание упомянутого препарата совпало с периодом моды на всяческие раритеты, на всяческих «гениальных» артистов, которые показывали свои фокусы за весьма недорогую плату, — подобно тому, как в цирках показывают фокусы дрессированных собак и обезьян.
— Так говорите вы, мейстер Абрагам, — начал опять свою речь профессор, — и вам, конечно, поверили бы, если бы не знали, что в вас постоянно скрывается некий проказник, что вся ваша жизнь была целым рядом необычайных экспериментов. Сознайтесь же, мейстер Абрагам, что в тиши своего кабинета самым потаенным образом вы готовите эксперимент, который вполне согласуется с упомянутым принципом, но оставит далеко за собой его изобретателя. Вы хотите выступить с вашим воспитанником и привести в изумление и отчаяние профессоров целого света, вы хотите покрыть жесточайшей насмешкой превосходное правило: non ex quovis ligno fit Mercurius![25] Словом, этот quovis здесь, но он не Mercurius, а обыкновенный кот!
— Как вы говорите, — воскликнул с громким смехом мейстер, — что вы говорите? Кот?
— Не отрицайте же, — продолжал профессор, — что вы применили вышеупомянутую абстрактную педагогическую методу к вашему коту Мурру, что вы научили его читать, писать, преподали ему науки, так что он уже теперь начал заниматься литературой и сочинять стихи.
— Ну, — проговорил мейстер, — признаюсь, никогда со мной не случалось подобной удивительной истории! Я — воспитываю своего кота, я — преподаю ему науки! Скажите мне, профессор, какие сны посетили ваш ум? Уверяю вас, что я решительно ничего не знаю об эрудиции моего кота и считаю ее даже совсем невозможной.
— Правда? — протяжно спросил профессор, вытащил из кармана тетрадь, в которой я сразу признал похищенную Понто рукопись, и прочел вслух:
Стремление к высшему
Я полон весь желанием кипучим,
Таю в груди тревогу и тоску!
