— Рада за вас. — Тростинка опустила голову, и Герман не увидел, какие эмоции отразились на ее лице.
В следующий миг браслет на руке девушки запищал и зажегся лиловым светом. Тростинка резко вскочила с места.
— Мне пора, — сказала она, кивнув в сторону жилых корпусов. — Время прогулки вышло. Если я опоздаю, меня снова посадят взаперти.
Герман поднялся и, отряхнув руки от песка, протянул ладонь.
— Герман.
— Агния.
Тростинка пожала руку — ее ладонь была холодной и твердой — и, улыбнувшись на прощание, оставила Германа одного на берегу озера. Он проводил ее взглядом: тонкая фигурка уходила прочь по тропе в зарослях вереска.
* * *
Герман встречался с Агнией каждый день — там же, на берегу озера. Робкие улыбки, радость в глазах, разговоры ни о чем и обо всем — так проходили их короткие встречи.
Герман посещал сеансы терапии, и Корректор радовался его успехам. Герман и сам понимал, что идет на поправку: улучшился сон, исчезла раздражительность, и та черная клякса из негодования и злобы, расползавшаяся у него внутри, постепенно испарилась. Но Герман сомневался, что причиной его медленного выздоровления стала Коррекция. Встречи и общение с Агнией — вот, что наполняло его существование смыслом, радостью и томительным ожиданием нового дня.
Чего нельзя было сказать об Агнии. Корректор разрешал ей два часа свободных прогулок, все остальное время занимали индивидуальные сеансы Коррекции. Агния не любила о них распространяться. Из коротких обрывков фраз Герман понял, что основу лечения Агнии составляла усиленная электростимуляция мозга. Когда ветер взъерошивал волосы девушки, Герман замечал следы от электродов на ее висках — круглые пунцовые подпалины на бледной коже, похожие на поцелуи неведомого монстра, пищей которому служили чувства и воспоминания Агнии.
С каждой новой встречей она словно таяла, истончалась, ускользала от Германа. Лицо ее заострилось и осунулось, кожа приобрела сероватый оттенок, а голубые глаза помутнели и превратились в темные тусклые камни, омытые холодной водой. Во время совместных прогулок на берегу озера или в парке Герман с болью в сердце замечал, что мысли Агнии витали где-то далеко. Тростинка, и раньше не отличавшаяся особой жизнерадостностью, перестала смеяться над его неловкими шутками, а их беседы, не успев начаться, заканчивались молчаливым созерцанием чаек на озере.
Однажды, когда они неспешно гуляли по пирсу, Герман не выдержал и завел разговор на единственную тему, которую они с самого начала старательно избегали в беседах.
