Между тем плавно покачивающиеся носилки медленно продвигались к раздевалке.
— Стойте! — вдруг скомандовал больной.
Он приподнялся, открыл глаза и хрипло сказал:
— Мне лучше. Дойду сам…
К нему тотчас подскочил Хантер, помог встать и обнял бегуна за плечи, поддерживая его.
— В ушах… — виновато, словно оправдываясь, прошептал Уильямс. — Звенит…
Он, качаясь, стоял на месте и вслушивался в разноголосый шум трибун. Репродукторы разносили по стадиону мощный бас диктора:
— …британские спортсмены, поставив новый мировой рекорд, вновь доказали всему миру…
Уильямс горько усмехнулся. Только сейчас он заметил: рука Хантера лежит на его плече. Оттолкнув Красавчика, бегун, неуверенно ступая, двинулся к широко раскрытой двери раздевалки.
Ему опять стало плохо. Но он сжал зубы, стараясь подавить нахлынувшую слабость. Он шел, мечтая быстрее укрыться от толпы в раздевалке, лечь, отдохнуть…
А Броунинг стоял, пораженный ужасом.
Уильямс, как безумный или слепой, тыкался в каменную стену трибуны возле входа в раздевалку и никак не мог втолкнуть свое тело в распахнутую дверь.
Он не понимал, что с ним происходит, и, вместо того чтобы сделать шаг влево, где под трибуной находилась дверь, двигался вправо и еще вправо… И лицо его опять было беспомощным и словно виноватым.
«Потеря ориентировки! — стиснув руки, с ужасом думал врач. — Калека… И, вероятно, навсегда…»
