И вот эта штуковина только что ей упиралась в спину. Кэсси стало нехорошо; она прижала ладонь ко рту и закрыла глаза. Леон сел рядом, успокаивающе приобнял её, гладил её руку, к которой медленно возвращалась чувствительность, и, к счастью, не пытался что-либо говорить. Постепенно Кэсси стала приходить в себя. Она хотела прервать молчание и что-то сказать — поблагодарить Леона, удивиться странному благородству летающей железки или хотя бы глупо пошутить, чтобы разрядить обстановку, — но не находила слов. Потом она вспомнила о своей последней мысли перед тем, как упасть навстречу смерти (как она тогда думала), и поняла, что можно обойтись без слов. Желание вспыхнуло мощной волной, и Кэсси судорожным движением прижалась к Леону, почти насильно перемещая его руку с запястья себе на грудь и покрывая его лицо поцелуями. Леон поначалу выглядел растерянным под её напором, но когда Кэсси залезла руками ему в брюки, его тоже быстро охватило вожделение, приправленное отголоском недавних сильных переживаний, и он стал срывать с неё одежду.
Позже, растрепанные, но довольные и умиротворённые, они стояли в пещере, взявшись за руки, и смотрели на открывающийся вид. Фиджи поблизости видно не было. Солнце висело медным бельмом посреди замысловато закручивающихся вихрей облаков. Кэсси раньше не замечала, что городские кварталы будто расходятся веером от места, где они находятся. Улицы хорошо просматривались до самых дальних мест, где они постепенно смешивались с красным маревом. Люди выглядели букашками, копошащимися посреди спичечных коробков домов; даже арнольды на улицах смотрелись как белесые мошки, застрявшие в оконной раме между двумя стеклами. Велик был соблазн чувствовать себя небожителем, снисходительно смотрящим на Колонию, как на жалкий муравейник, но всё впечатление портили полуразрушенные небоскребы в центре города: даже при таком обзоре они подавляли воображение своей величественностью. Почерневшие, обугленные, лишившиеся десятков этажей, покрывшиеся наверху ржавой коростой, а внизу — мхом, небоскрёбы всё равно наводили на Кэсси мысли о собственной ничтожности. «Нас пытались уничтожить, — будто говорили они. — Нас сжигали, нас увечили, пытались опрокинуть, сровнять с землёй — но мы живы, мы переживём всех и будем стоять здесь тогда, когда вся остальная Колония обратится в пыль». Искусственные молнии, мелькающие над шпилями за ними, словно подкрепляли их безмолвное заявление.
