Гандива задумчиво хмыкнул. В голове не укладывалось, как можно не настаивать, если цель – собрать опросники полностью. У всех пятерых. И ради этой цели он готов был свернуть горы. Важно показать Дее, что она не зря доверяет ему – на будущее пригодится. Но дабы не разжигать конфликт, он кивнул. Удостаивать реаниматора долгих объяснений он считал излишним.
Дверь снова отъехала, и из коридора повалил густой неприятный запах. Гандива задержал дыхание, наблюдая, как реаниматор покидает помещение. Воспользовавшись одиночеством, он достал новую салфетку и тщательно вытер столешницу. Едва заметные желтоватые разводы, отпечатавшиеся на белоснежной экоткани, подтверждали, что он волновался за своё благополучие не напрасно.
Не прошло и минуты, как реаниматор вернулась. Рядом семенил крупный черноволосый парень, обвязанный силиконовыми ремнями. Для обладателя спортивного телосложения пациент выглядел жалко. Но взгляд гостя был на удивление трезвым – таких глаз не встретишь у диссоциировавшего.
Реаниматор хлопнула ладонью по стеновой панели, и от противоположной стороны стола за преградой перегородки отъехало мягкое кресло. Ослабив ремни, женщина указала пациенту на сидение, и тот, не сопротивляясь, опустился на мягкую подушку. Жадные, но чистые глаза уставились на Гандиву сквозь инертное стекло.
– Меня зовут Гандива 2, – представился Гандива, следуя инструкции.
– Это имеет значение? – пациент вскинул хорошо очерченные чёрные брови.
– Я полагаю, что Вы тоже должны назвать своё имя.
– Мне говорят, что его не существует, – отрезал тот. – В таком случае, что прикажете называть?
Гандива оторопел. Такое не входило в его планы. Разум судорожно искал идеи, которые можно было бы применить на практике, но вновь и вновь натыкался на глухую стену. Чего же стоило ему осознать однажды, что гибкость мышления и сообразительность не входят в перечень его достоинств!
– Как это так? Имя – это всего лишь набор звуков, которого не может не существовать. Скажите, как зовёте себя сами, – наконец, подобрал Гандива лучший ответ.
Несколько секунд пациент удивлённо таращился на Гандиву. Вялая мимика и чрезмерно расслабленная поза, несмотря на ремни, косвенно вещали о том, что подопытного всё ещё спасали сильнейшими препаратами, пресекая явления острой фазы. Но было в его взгляде нечто, не дающее Гандиве покоя. Трезвость. Осознанность. Полная принадлежность этому миру. Такого не встретишь у истинных диссоциировавших. Эмоции, отчаянно пытающиеся прорваться сквозь расслабленную безмятежность маски, настораживали. Они сочились отовсюду: из нервозно дёргающихся уголков рта, из снисходительных прищуров век; но не могли преодолеть стены, возведённой психотропными препаратами. Должно быть, изнутри беднягу разрывала настоящая буря.
