Подобрав платье, Кантана вскарабкалась в карету. Иномирянин скакнул следом и спешно притворил дверь.
Анацеа стояла на леденящем ветру, глотая иглистую изморось. Эмоций совершенно не осталось, боли – тоже. Реальность превратилась в небрежно нарисованное полотно – размытые росчерки мела и угля. Её словно вырвало из текущего мгновения и отнесло в безвременье, как осенний лист. За жалкую пару минут настоящий момент убежал далеко вперёд, заморозив мир. Душа теперь теплилась в слезах Кантаны. Для неё же осталось лишь тело.
– Мама, – сбиваясь, пробормотала Кантана, как только повозка въехала в недры рабочего квартала. – Мамочка моя…
Мимо побежали сутулые просмоленные домики. В одиноких окнах, за мутными стёклами ещё не погасли огоньки свеч. На соседней улице, за густой берёзовой порослью, остался дом Лазовски. Страшное осознание иглой вонзилось в поясницу: она больше никогда не увидит Тилен. Не исключено, что её четвертуют и сошлют в Пропасть до того, как Кантана вернётся на Девятый Холм.
Если она вообще вернётся.
– Тебе лучше было остаться, – глаза Нери сверкнули в дрожащей темноте. – Она всё равно не отдала бы тебя на растерзание.
– Ты просто не знаешь, – произнесла Кантана полушёпотом, чтобы Миа и Азаэль, сидящие напротив, не услышали страшных откровений. – Я слишком долго прожила с мамой под одной крышей, чтобы быть уверенной в обратном.
– Твоя мать – ментор, – согласился Нери, осторожно коснувшись её плеча, – но отнюдь не тиран.
Кантана горестно вздохнула. Лунный свет, ворвавшийся сквозь окна повозки, выхватил губы, помеченные её поцелуями. Но горячие эмоции, порождаемые воспоминаниями о мимолётной победе, напрочь затёрла горечь разочарования. В области сердца воронкой разверзлась пустота. Мысль о том, что несколько минут назад она собственными руками выдрала оттуда родную мать, была невыносимой.
Но ещё сильнее не хотелось думать, что чувствует сейчас мама. Теперь с ней осталась одна Зейдана. Может быть, и Вайрана будет иногда навещать родной дом, но раны, которые они с матерью нанесли друг другу, вряд ли заживут. Время, конечно, смягчит боль, и когда-нибудь они срастутся, превратившись в рубцы. Но болеть не перестанут. Никогда.
Справится ли мама? Сможет ли простить непутёвую младшенькую, перешедшую все границы вопреки здравому смыслу? Сумеет ли смириться с тем, что ещё один из отпрысков Бессамори не оправдал возложенных на него ожиданий?
Кантана потёрла пальцами виски, желая вернуть ощущение реальности. Как же хочется проснуться в собственной постели и вдохнуть воздух родной земли, прогоняя обрывки самого страшного кошмара! Спёртый полумрак повозки в которой, судя по запаху, когда-то возили рыбу, и луна, бегущая по облакам следом за ней – вот её реальность. Всё, что от неё осталось.
