8
Снова ловушка, и снова начинать сначала, чтобы хоть как-то продолжить прежнее, это ли не игра в прятки с зеркалами! Так рассказчик умолкает на полуслове и вдруг начинает рассказывать всё заново. И ты уже знаешь, в каком месте он запнётся. И терпеливо ждёшь, чтобы снова,- почти равнодушно,- убедиться в том, что он не может вырваться. Он попал в ловушку. И хочет остаться живым, а ведь это, наверное, страх. А потом его движения становятся всё более слабы и невнятны, его воля слабеет, и всё ближе к началу рассказа непреодолимая черта... И всё превращается в простое занудство. Они собирают хлебные крошки с ковра и выметают мусор. Они узнают тебя даже среди мёртвых, у них есть твои фотографии, и тебе не уйти. Тебе не спрятаться даже среди мёртвых.
Даже если у них нет против тебя никаких улик, которые ты не мог бы опровергнуть.
Я всё смотрю на себя со стороны, из зала, как новый Нарцисс, боясь признаться себе, что передо мной зеркало. И зная, что будет дальше, изображаю невинность как проститутка, блюдущая своё амплуа, или преступник в ожидании адвоката. Те, кто думают, что можно было поступить иначе, никогда не поймут того, что случилось, и никогда не поймают меня на крючок. Им останется лишь ловить меня на несообразностях. Пусть ловят. Я и так уже попался, но не в их ловушку. Их ловушки обходить не труднее, чем углы зданий. Можно было бы попытаться перестать думать об этом. Я и сам знаю, как можно было бы поступить, если бы можно было поступить иначе. Расстояния и графики создают иллюзии.
Пить спирт, превращая себя в горючий материал, как будто ты и впрямь потерял память.
Я мог бы остервенело обрывать нити или сжигать их вспышками пламени, чтобы, почувствовав это мгновение, броситься к открытому пространству окна и, прыгнув в пустоту, уже навсегда остаться... И делать что-то такое забавное, над чем они будут смеяться, читая мою будущую биографию. Эгоцентризм истерички - я, почему-то, не сомневаюсь в том, что они будут читать мою биографию. Хотя, ну зачем она им нужна... Кому интересна технология производства анилиновых красителей? Стоп. Это будет другая биография. Они всё равно докопаются до правды, а если и нет, то однажды всё равно наткнутся на мои записи, перебирая чьи-то чужие архивы. Я не знаю, чьи это будут архивы. Я не смогу изменить в них ни строчки, сколько бы ни написал. Мне не истребить сценарий, притворившись, будто я забыл слова своей роли.
