Филармонию окружил забор. Стальные прутья с острыми навершиями, каменные столбики. Ворота приоткрыты ровно на столько, чтобы можно было беспрепятственно пройти пешком, а вот кибитки и кареты оставались снаружи. Энрика увидела их несколько. Не распряженные лошади, фыркая, топтались на месте.
— Черт знает что! — Энрика вздрогнула, когда из ворот вылетел пузатый коротышка с усами до плеч и бросился к карете, таща за собой упирающуюся блондинку с кофром в руке. — Такое заведение — и не может предоставить конюшни! «Обратитесь на постоялый двор!» Сейчас же!
— Ну папа, — ныла блондинка. — Я хочу участвовать!
— Я не позволю никому проявлять ко мне такое неуважение! Садись немедля, мы уезжаем.
Невозмутимый возница тронул поводья, и элегантная карета, увлекаемая тройкой лошадей, покатилась по мостовой, унося возмущенного усача и его расстроенную дочь.
— Бедная девочка, — вздохнула Энрика.
— Не то что ты, — отозвался шарик. — Победительница по жизни!
Энрика устало хлопнула по карману и пошла к филармонии. Миновала ворота. Увидела множество флигельков, окруживших здание. Из труб на их крышах поднимались уютные струйки дыма. Как же там, внутри, должно быть хорошо и уютно… Наверное, здесь живут музыканты. Общаются только с музыкантами. Целыми днями играют, собирают полные залы, и не беспокоятся ни о чем другом. Разве это не сказка?
Поднявшись по каменным ступеням, Энрика с трудом сдвинула массивную высокую дверь. Пришлось упираться плечом и скрежетать зубами. Изнутри веяло теплом, и одного этого было достаточно, чтобы не сдаваться до самой победы.
— Ох! — выдохнула Энрика, ввалившись в здание.
Она оказалась в огромном зале, ярко освещенном множеством свечей. Здесь, похоже, вообще не экономили ни на чем, Энрика задохнулась от восхищения, взгляд ее метался по золоченым поверхностям, не останавливаясь ни на чем конкретно. Несколько раз моргнув, она, наконец, сумела осмотреться критически и пришла к ошеломляющему выводу, что это — еще не рай, а его преддверие. Что-то вроде гардероба. Справа тянулась стойка, за которой находились ряды вешалок и зевающий гардеробщик. Слева — огромные зеркала в золоченых рамах. То тут, то там стоят кресла и диванчики, обтянутые красной кожей, столики на тонких ножках, на них — графины. Кажется, с вином, или, может быть, с соком… А посреди зала — пахнущая хвоей елка, увитая гирляндами. И никто ее не запрещает, не заставляет порубить на дрова.
К Энрике спешил улыбающийся мужчина в сиреневой ливрее. Усатый, но усы короткие, не то что у того коротышки, которому конюшни не досталось.
