– Теперь позволь мне посвятить тебя в подробности моего дня. Я знаю, ты согласишься, что это гарантированное удовольствие.
Ланден с нескрываемым интересом оглядел Амелию. Она уселась на сиденье и картинно расправила юбки. Он подсадил Мари. Та плюхнулась рядом и мгновенно уничтожила все результаты усилий Амелии, смяв ее юбки. Ланден едва удержался от улыбки. Он вообще редко улыбался и почти никогда не давал волю веселью.
Он уселся последним и постучал по крыше.
Они ехали совсем недолго, но благоухание жасмина уже зажгло огонь в его теле. Он отодвинул бархатную занавеску и открыл окно в надежде унять возбуждение.
Тонкая бровь Амелии удивленно приподнялась, но сама она ничего не сказала. Выражение ее лица достаточно ясно говорило о том, что она думает о его поступке.
Щека Ландена дернулась. Черт возьми, он наслаждался лукавым блеском ее глаз.
– Мы вот-вот приедем. Мари подождет нас в гостиной. В доме Добсона никого, кроме дворецкого, не осталось. Но ваша горничная может читать, вышивать и делать все, что делают обычно женщины, которым приходится ждать.
– Вы так решительно отдалились от общества, ваша светлость? – осведомилась Амелия, бросив на него испытующий взгляд. Вопрос больно его ранил. Он не собирался обсуждать свое бегство из Лондона и причины, по которым он был вынужден это сделать. Он оставил город мальчиком, а вернулся мужчиной, мало что знавшим о диктатах общества, и это заранее делало смехотворными все планы найти жениха Амелии.
Он провел рукой по карману жилета, где зашуршал список кандидатов.
– Я никогда не общался с горничными, и поскольку у меня нет сестры, за которой нужно присматривать, могу и ошибиться.
Судя по мрачному тону, его терпение было на исходе. Глаза Амелии вспыхнули:
– Дружба сильно отличается от фальши и притворства света. Надеюсь, вы считаете меня скорее другом, чем бременем, которое навязал вам мой брат.
Тон ее был серьезным. Но сама она тут же улыбнулась. И это ему понравилось. Слишком сильно понравилось.
Амелия олицетворяла собой опасность и искушение, что подтверждала боль сожаления и желания, поселившаяся последнее время в душе. Она представляла собой все, чем Ланден не мог обладать, независимо от того, насколько выцвели воспоминания и насколько затупилось острие сплетен за последнее десятилетие. Скандал, несомненно, всегда маячил на горизонте. А она заслуживала большего, чем подобие счастья, которое он мог предложить.
– Я ценю вашу доброту.
