На восточном побережье Камчатки в Пенжинской губе отливы иногда достигают 10 метров. Так Иван Михайлович на этом «Бородине» подождал время максимального прилива и пошёл к берегу, где должна была производиться самовыгрузка.
Только по одному из известных ему ориентиров, он бросил якорь и оставил судно в таком положении. Когда произошёл полный отлив, то оказалось, что судно просто легло на песчаный пляж, вокруг которого торчали острые скалы. С берега после отлива к судну подъехали грузовики, на которые и был выгружен груз. Питание на электростанцию подавалось от носового дизель генератора, который имел воздушное охлаждение.
* * *
После выгрузки консервов, судно было поставлено в торговый порт, чтобы грузить спиртное. Рейс был запланирован на Усть-Камчатск.
Как только судно встало к причалу, то на него сразу прибежали сто миллионов тысяч куч стивидоров. Они стояли около трюмом и вагонов, проверяли каждый строп, считали все бутылки, ящики, чтобы оттуда ничего не пропало.
Грузчики все равно должны были поживиться, чем либо, потому что там же была водка. К каким только уловкам они не прибегали, но ничего из этого у них не получалось. Заслоны из стивидоров были выставлены надёжно. Ведь товар был жидкий и очень даже востребованный. Поэтому стивидоры никому ничего не давали. Грузчики были на них очень обозлены, но погрузку трюмов завершили за двое суток. Все ящики с бесценным грузом были аккуратно погружены, трюма надёжно законопачены, и судно опять отправилось в рейс, но уже на Усть-Камчатск.
Обычно на Камчатку капитаны прокладывали курс через пролив Лаперуза, но сейчас, в конце ноября, Иван Михайлович решил идти через Сангарский пролив. Потом надо было пройти вдоль всех Курил и почти всю Камчатку. Для «Бородина» и это было значительным испытанием. С его ходом в десять узлов судно дочапало до Усть-Камчатска чуть ли не за десять дней.
Если в Японском море погода была спокойная, волнение было не больше трех баллов, то на входе в Сангарский пролив ветер достигал почти шести баллов. Но он был попутным, так что «Бородин» «несся» почти по двенадцать узлов. Да если ещё учесть, что течение Куросио тут достигает иногда больше трех узлов, то «Бородин» был, как глиссер.
В туманной мгле просматривались оба берега островов Хоккайдо и Хонсю. Выйдя на палубу, уже можно было ощутить запах Японии. Поперёк пролива сновали паромы, от которых очень умные судовые штурмана легко уклонялись. Малов с любопытством всё это рассматривал только с главной палубы. В такие напряжённые моменты четвёртым механикам не место на мостике. Он сделал несколько снимков своим «Зенитом». На нём был установлен объектив «Гелиос», поэтому Малов надеялся, что красоты Японских берегов запечатлеются надолго.
