Отдышавшись, я осмотрелась. На берегу кипела работа. Часть берега исчезла, но взамен море подняло кусок некогда затопленной морской гавани Иль-Тариона. Словно ракушка на мокром песке, белела круглая беседка с витыми колоннами. Внутри стояли на удивление отлично сохранившиеся вазы с витыми ручками, а в центре – статуя женщины. Кусок затонувшего города сиял светлым камнем и притягивал взгляды. Вокруг уже сновали архивариусы, летописцы и исследователи, цокали языками и благоговейно осматривали подношение Взморья.
Я тоже с интересом подошла ближе, глядя на изваяние.
Высокая женская фигура, едва прикрытая короткой накидкой, летящие по ветру волосы, прекрасное даже в камне лицо. Руки женщины обнимали лебедя, длинная шея птицы обвивалась вокруг шеи человека, крылья были распахнуты.
– Какая тонкая работа! – один из архивариусов едва не плакал от восторга, осматривая статую. Рядом топтался летописец, и слова архивариуса тонкой черной ниточкой утекали на бумагу. – Уникальный розовый мрамор, удивительная точность! А ведь это делали без Дара! Немыслимо! – очень медленно мужчина прикоснулся кончиками пальцев к подножию статуи. – Это уникальная находка Темной эпохи! Ах! Я вижу, как создавалась эта статуя!
– Вы видите прошлое? – изумилась я. Мои слова тоже возникли в воздухе и потянулись к бумаге, так что летописец с досадой от них отмахнулся, словно прогоняя назойливых мух. Глянул недовольно.
– Камень хранит обрывки воспоминаний, слова и мысли того, кто создавал статую… – не открывая глаз, кивнул архивариус. И зашептал торопливо: – Эйя… Крылья для дивной Эйи, моя прекрасная Эйя… Ты будешь летать, Эйя… Ах! Похоже, камнетес был влюблен!
– А почему та эпоха называется Темной?
– Потому что люди не ведали света Двери и жили во тьме! Не мешайте, пожалуйста! – летописец снова помахал рукой, возмущенно прогоняя строчки моих слов.
Я отошла. А пройдя несколько шагов, оглянулась. Каменная девушка с насмешливой улыбкой взирала на бородатых мужчин в тяжелых мантиях, суетящихся у ее босых ног. В голове возникли слова: «Утраченное возродится в крови любимых».
Поежившись, я отвернулась.
Песок покрывали бурые водоросли, камни, коряги и части какой-то утвари, тоже принесенной водой. Иногда попадались сундуки, набитые сгнившими тряпками, иногда – остатки мебели. В стороне несколько февров убирали огромные куски разбитого фрегата, похожего на расплющенного каракатоса. Парни были без плащей, в одних мундирах. А некоторые и вовсе лишь в рубашках. И многие пользовались своими Дарами, что заставляло поглядывать в их сторону с интересом. Один – темноглазый и коренастый – поднимал тяжести с помощью воздушных вихрей, второй – красавец-блондин – легко двигал даже корабельные сосны и огромные засоленные мачты. Очевидно, что ему досталась в Дар невероятная сила. Невысокий февр разрушал обломки прикосновением, а под руками другого камни рассыпались тленом. Кто-то использовал свое оружие – хлысты и сети, кто-то – клинки. Ринг, освоившись, пытался коряги сжигать. Правда, пламя так и норовило переползти на Ливентию, так что красавица в очередной раз пожелала Рингу провалиться в бездну и гордо удалилась.
