Ничего похожего на дедовщину в полку не было. Сержанты при всей суровости не выходили за пределы устава. Причиной самоубийства мальчика из Прибалтики, наверняка городского и, скорее всего, интеллигентного, — деревенские ребята были крепче, — могло быть только одно: он не выдержал этого особого психологического напряжения.
В отличие от меня он наверняка не рвался в армию, тем более на край света, и у него не было стимула превращать все это в сознательное испытание и дело чести. Он просто не мог так жить...
Надо сказать, что большинство — подавляющее! — сослуживцев того юноши, которого звали так же, как и меня сегодняшнего, воспринимали ситуацию гораздо проще и спокойнее, чем он. Попал в армию — дело естественное, — терпи. А потому историю юного ницшеанца, а по совместительству советского военнослужащего, вряд ли следует считать типичным случаем.
В письмах этого периода есть и еще сквозные сюжеты. Обсуждалась возможность, получив сержантские лычки, через год сдать на младшего лейтенанта — такая практика для десятиклассников была, — и уйти в запас, прослужив два года.
Это была мечта — максимально сократить себе срок службы.
Тогда я и представить себе не мог, что наступит момент, когда я стану всерьез размышлять — демобилизоваться или еще остаться в армии, послужить...
Между тем в жизни — скорее в службе — стрелка-карабинера произошли существенные изменения.
21.1.1955. «Приступим к новостям. Есть хорошие, есть и сомнительные. Впрочем, начнем со старостей. Первой, самой древней, густым седым мохом поросшей старостью является то, что ваш дальневосточный и сын, и внук, и брат (в трех лицах единый) здоров и бодр, как табун ломовых владимирских битюгов. А это, вы мне все время пишете, — главное. Остальные старости, как то: зима, мороз, снег, особого интереса не представляют. Теперь новости. Дело в том, что у нас в полку происходила переформировка. По-видимому, нашли, что курсантских подразделений чересчур много, и часть их расформировали. нашу роту в том числе. Некоторых направили в другие курсантские роты, основную же часть — в строевые солдатские. Я попал в число последних. Несмотря на то что по своим успехам был ничуть не ниже тех, кто остался курсантами, а многих и выше. Однако свои причины здесь должны быть, и они есть. Вместе со мной в солдатские роты переведены еще некоторые из наших ребят, как то: Гликин Вульф Израилевич, Львовский Иосиф Абрамович и др. Следовательно, сержантское звание, так сказать, уплыло. И я три года буду иметь честь служить рядовым. Вот так. Я, однако, не унываю. Я не только ученик Д. Лондона, но и почитатель вольтеровского гения. И панглосовские афоризмы мне не безразличны.
